Родившийся в Мариуполе IT-шник Сергей Орлов, 42, с 2017 года работает в местном горсовете заместителем мэра. Еще три недели назад молодой чиновник, выступая на конференции, посвященной оздоровлению экономики Украины, шутил: «Мариуполь – это место, где восходит украинское солнце, и самый восточный город Европы, потому что дальше начинается что-то другое».
Теперь это уже не шутка. Мариуполь стал символом украинской несокрушимости. С 3 марта город находится в осаде и каждый день переживает почти непрерывные артиллерийские обстрелы и авианалеты. Защитники держат город на грани возможного, мирные люди круглые сутки живут в подвалах, а погибших хоронят в братских могилах в Городском саду. До войны это место рассматривалось для строительства современного технического университета.
Сам Орлов, который в мирное время в горсовете занимался IT и инвестициями, сейчас даже не знает, не разрушен ли его дом, в котором он жил. «Я в этом не уверен», – отвечает он на вопрос, уцелел ли его дом. По подсчетам горсовета, 15 марта российская армия совершила на город 22 авианалета, в результате которых на Мариуполь было сброшено 100 бомб. «Тонна тротила, представляете!», – почти шепчет Орлов.
Сколько на момент блокады оставалось людей в Мариуполе?
Мы считаем, что от 350 000 до 400 000.
Сколько погибших в городе?
По состоянию на 13:03 было 2358 человек. Надо понимать, что это тела, находившиеся на улице. Под завалами есть еще люди, о которых мы не знаем. Поэтому эту цифру можно смело умножить на 1,5–2.
И хороним их мы, в основном, в братских могилах. Потому что в индивидуальных не получается хоронить.
Кто это делает? Это какие-нибудь специальные бригады?
Это коммунальные службы хоронят людей. Всех коммунальщиков, кто доступен, кто не боится, назначают на эту работу. Они берут и хоронят людей.
Этих люди идентифицируют?
В основном, да. Пытаемся вести учет. У кого есть документы, их в журналы заносят. Идентифицируем процентов 70% людей.
Мы хороним их в Городском саду, в центре. Окрестности города закрыты. Россияне не выпускают нас на действующие кладбища. Сначала хоронили на закрытом лет сорок центральном кладбище. Сейчас там нет места. Поэтому в Городском саду. Некоторые у себя во дворах хоронят.
Сколько процентов города разрушено?
Я считаю, что 80–90% разбомблено. Ни одного здания нет без повреждений. Либо разрушены, либо повреждены.
Что для вас в этой истории самое ужасное?
Не иметь ответа на вопросы. Когда ты не знаешь, что ответить. Там у нас 3000 малышей, мамы их кормят. У мамы молока нет, она спрашивает – где мне взять детское питание? А мы понимаем, что его нет. Звонит мама, она не кричит, не ссорится, а спокойным голосом спрашивает: «Вот у меня на руках ребенок, он от голода умирает, что мне делать?» А у тебя нет ответа на этот вопрос.
Или тебе звонят: вот по этому адресу – там 40 человек в бомбоубежище, и они выйти не могут, потому что завалило. И таких вопросов десятки и ты на них не можешь ответить. Это самое страшное…
Какие службы еще работают в городе? Коммунальные, полиция, что еще?
Ну какие службы… Полиция? Там их убивают россияне и топливо кончается. И буквально несколько машин водоканала, развозящих воду. ГСЧС почти все машины расстреляны, они не имеют возможности выезжать на пожары.
Только элементы инфраструктуры работают.
А где гражданские люди берут воду?
Какая-то незначительная часть людей в приватном секторе может брать воду из колодцев. Плюс у людей нет отопления, они спускали воду из систем отопления и пользовались этой водой. Кто-то говорит – в лужах набираем, когда был снег, его топили…
Также в городе есть три-четыре источника, там вода выходит на поверхность. Коммунальные службы там воду берут и развозят в несколько точек в центре. Но те источники на полумиллионный город, 272 квадратных километра, это ни о чем…
Что с заводами?
Ничего не работает. Все стоит. Запустить все это уже нельзя. «Азовсталь» разбомблен. Полностью. Очень много авианалетов пришлось на «Азовсталь».
Писали, что россияне взяли в заложники пациентов больницы…
Два дня назад один из интернов вышел на связь. На крышу залез, как-то смог. Он сказал, что они были захвачены. Выходить не дают, медицинский персонал не выпускают, навезли кучу раненых россиян, и принуждают их лечить. Это последняя информация.
И какой выход из этой ситуации вы видите?
Ну я ведь не военный! Мы, как городские власти, хотим одного. Чтобы открылся гуманитарный коридор, и мы смогли туда доставить гуманитарную помощь. 11 дней мы пытаемся туда ее доставить! Наша последняя гуманитарная колонна четыре дня в пути, и никак россияне не дают ей въехать в Мариуполь. И есть автобусы. Мы готовы по три тысячи человек каждый день эвакуировать. Нам не дают.
Какой выход? Дать возможность нам ввезти гуманитарную помощь и вывезти всех, кто хочет уехать. Мы готовы сделать это. Они не готовы это дать.
Понимая, что победы в прямом противостоянии с украинской армией уже не будет, они пытаются принудить через такие страшные жертвы и разрушения к какой-либо сдаче. Путем уничтожения гражданских, инфраструктуры. Вот так выглядит война. Они сражаются не с армией Украины, а с населением.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.