Недоплаченный Ройтбурд. Отрывок из будущей книги Андрея Лозового об Александре Ройтбурде

– Чего ты купил Ройтбурда так дорого? – спрашиваю у одного из олигархов.

– Разве это дорого? – говорит. – Не очень. Саша еще и уступил неплохо.

Говорит и радуется. Те, у кого много денег, привыкают их считать. «Считать деньги» в их понимании – тратить космические цифры на какую-то хрень, но сэкономить копеечку на чем-то действительно важном.

– Мы с ним выпили очень хорошо, – продолжает этот персонаж так ностальгически и даже мечтательно, словно хочет опохмелиться прямо сейчас. Но пьет чай. Затем вспоминает, что чай хорошо пить с ромом. Еще лучше – просто ром. Ром уже за нашим столом, выполняет функцию третьего четыре часа этой пятницы во вторник. А второй все ностальгирует.

– Я ему подарил хорошее вино. Саша сказал, все вино хорошее. Но это вино лучше, чем хорошее.

– Как мило звучит: «Лучше, чем хорошее».

– Та да. Как говорится: «Объясни иностранцу, почему «хуево» – это не хорошо, но «пиздец» – еще хуже, чем «хуево». При этом «охуенно» – очень хорошо, но «пиздато» – это еще лучше, чем «охуенно».

– Эта фраза вполне в Сашином лингвистическом стиле, – замечаю я.

- Не-не! Это я услышал от рабочего у себя на заводе в N-ске.

Я был на этом печальном заводе, проводил встречу с избирателями. Пообщался с ними и понял: было бы хорошо, чтобы они вообще не пришли на выборы. Хорошо понимаю, почему Ройтбурд, будучи заинтересованным в политике сознательным гражданином, не провел ни одной встречи с избирателями. Даже когда сам баллотировался.

Мне уже не интересно о рабочем, поэтому я повторяю свою мантру.

– Чего ты купил Ройтбурда так дорого? – спрашиваю у одного из тех, кого принято называть олигархами. В стране, где олигархии априори нет. Зато есть Ройтбурд.

– Ну, я не Ройтбурда купил! – персонаж сам смеется над своей шуткой. – Я купил его картину. Знаешь, я не очень в этом шарю. Но люблю. Да и модно это сейчас. Повешу в офисе, люди будут видеть и спрашивать: «Ройтбурд?!» – а я кивать. А когда умру, дети и внуки будут смотреть и вспоминать меня добрым словом. Поэтому совсем не жалко тех денег, которые я заплатил за картину Ройтбурда.

Нет, чувак, ты заплатил не за картину. Ты заплатил именно за Ройтбурда. Ты не купил Ройтбурда. Ты купил право записать в свой блокнот его имя. Осенью 2020 года Александра Ройтбурда спросили: почему, будучи заинтересованным в политике сознательным гражданином, он не провел ни одной встречи с избирателями? Даже когда сам баллотировался? Саша так и ответил: «Я даю свое имя».

***

В именах больше всего магии. Больше всего шифров. Весна 2018-го, художественный музей. Надо уточнять, где именно? В Одессе Саша родился и умер. В музей он пришел ребенком, но к тому, чтобы его возглавить, шел сорок лет. Сорок лет шел к тому, чтобы снова стать ребенком.

Вход в музей напоминает вход в церковь. Сюда приходишь за утешением и милосердием, с надеждой на чудо. Найдешь ли – неизвестно. Известно, что найдешь, если ищешь. Стучите, и вам откроют – об этом во всех святых книгах написано. Сакральный двор весь в деревьях и кустах. Среди кустов – неопалимая купина. Горит и не сгорает, но так ярко пылает.

Неопалимую купину зовут Сашей. Саша – вообще-то Александр. Александр Анатольевич. Директор. Он ненавидит слово «д и р е к т о р». Только в Instagram-директе директор спокойно реагирует на обращение «директор». Саша не любит иначе, чем Саша. Но Ира говорит, что он Шура. Это не та Ира, о которой вы подумали. Та Ира уже улетела. Та Ира прилетела на похороны из Америки. Бетти прилетела из Америки. И даже Алиса прилетела из Америки. Хотя Алиса ему не жена и не дочь – в отличие от Иры и Бетти. Если любишь по-настоящему родных – любишь весь мир, и в каждом человеке ищешь частичку родной души. Ищешь и находишь. Саша это точно знал и умел. Он умел жить и любить. Умел понимать. Умел понять. Умел любить сильнее, чем хочется жить. За это его и ненавидели.

Они прилетели, а Саша – улетел. Он очень любил второй этаж музея и обижался, когда о нем говорили: «Это себе Ройтбурд при жизни памятник сделал». Хотя иногда я думаю, что на самом деле Саше это нравилось. Просто естественная беспонтовость и душевная доброта заставляли его реагировать именно так. Иногда чтобы быть искренним, надо быть артистом.

Кажется, он вообще не умел обижаться. Саша простил даже мерзопакостных сепаров, которые отравляли ему жизнь так, будто это – смысл их существования. Он умел прощать. Он знал, что ему простят все. Сейчас он на небе и ждет, что они придут в музей – особенно Сеник и Финик. Музей открыт для всех. Потому что Саша был открыт. Был искренен, как двери, в которые долго стучали, в безнадежности нервничали и злились, так и не поняв, что двери открыты каждому.

В честь Сеника и Финика назвали двух бродячих котов, которые нашли в музее парадиз. Когда Сеник и Финик из областного совета приходили в музей с проверкой, было очень нежно наблюдать, как другие Сеник и Финик – те, которые хорошие и пушистые, – срывают запретный плод в своем кошачьем Эдеме. А женщина-екскурсовод с камеями на шее, которая словно из XIX века, но наученная Сашей жить в XXI, кричит:

– Сеник и Финик, нельзя срать на территории музея!

Но котикам прощают все.

Нет ничего вечного на земле под солнцем. Сеника сбила машина. Финик не смог жить без него, загрустил и умер. Не знаю, как Сеник и Финик дальше ходят по земле, зная, что сгубили Сашу. Они не понимают, что нельзя срать человеку в душу.

«Чего ты купил Ройтбурда так дорого?» – подумал я. Уже не спрашиваю. Знаю и так: заплатил за магию имени. Спросил другое:

– Если бы Сашу надо было описать словом, какое выбрал бы ты?

Этот персонаж не привык, что ему «тыкают». Конечно, кроме определенного круга избранных. Но я об этом забыл, а ему, кажется, по приколу со мной. Он задумался. Молчит. Ему помогают ром и моя сигарета. Он не курит, но иногда все мы делаем то, чего обычно не делаем. Дым говорит сам с собой. Ром вместо него сказал его устами:

– Инопланетянин.

Точно! Как я и сам не додумался! Ро – некий инопланетянин, который прилетел к нам из другой галактики. Может, чтобы ставить над человечеством эксперименты? Ро любил жесткие приколы, которые могли довести человека со слабой психикой до инфаркта. При этом он был невероятно добрым и отзывчивым. Сострадание к другим всегда переполняло его детские глаза и кошачью улыбку. Совершенно точно это – инопланетянин, который временно полетел домой в космос. Может, уже и вернулся, просто мы не заметили. В Одесском художественном музее родились котята. На прощании с Сашей один котенок подошел к гробу за метр. Вероятно, смотрел на гроб, как на космический корабль.

Осень наступила летом. Августовская жара. Душно. Прощание с гением во дворе Художественного музея. С неба вдруг медленно упал, кружась, желтый листочек. Медленно-медленно, очень аккуратно прилег у ног Анечки. Анечку Саша любил невероятно. «Может, этот листочек и есть Саша?» – подумал я. Интересно, с какого дерева он упал? Может, не с дерева, а с самого неба? Саше, вероятно, и на небе было хорошо, но он заскучал там за Анечкой, Ирой, Бетти, Левой.

Котенок что-то промурлыкал и с любовью посмотрел на Леву, Бетти, Иру и Анечку. Покрутил лапкой, поморщился – вероятно, хотел пожать лапку Кириллу, но понял, что не дотянется. Нам тоже не дотянуться до неба, дружок. Думаю, излишне говорить, какое имя получил это чудесный котенок. Я присел на корточки и пожал ему лапку. Немного успокоился. Саша тоже умел дарить другим людям душевное спокойствие – это то, чего нам не хватает больше всего.

***

08.08.2021

Я стоял в православном храме. Ко мне подошел друг-католик, которого я встретил там внезапно. Он показал ленту новостей и прошептал: «Ройтбурд умер». Я упорно не хотел в это верить. Я до сих пор не хочу в это верить. Подошел к иконе уже не помню кого и помолился по-своему. Написать в тот день я ничего не смог. Только «дежурное», типа «умер мой друг». И то, чтобы отстали с вопросом: «А ты знаешь?» Да знаю я с самого утра, сука, нихуя не доброе утро, умер мой друг! Я не буду в это верить! Смерти нет, так во всех святых книгах написано. Писать самому сил нет. Хотя воспоминаний и бесконечно много. Теплых, радостных, искренних, со слезами на глазах. Сердце обливалось кровью, будто распятый Будда на Сашином полотне. На следующий день я начал писать о смерти, которой нет.

09.08.2021

Я написал у себя на странице:

На похороны Александра Ройтбурда не полечу. Поеду на машине. Есть еще одно место, пишите, кому надо. Поедем на машине, на которой я Сашу подвозил, когда мы в последний раз в Киеве виделись. Перед этим был душевный вечер у него в офисе на Горького. Точнее, там квартира и художественная мастерская одновременно. Он жил и творил. Творил, как жил. И жил, как творил. Но оформлено было зачем-то как офис. И табличка тоже утверждала, что это офис. Единственный офис в подъезде, где одни лишь квартиры. У него все было не так, как у всех. У всех людей на свете все не так, как у всех. Саша знал это очень хорошо.

Великого украинца похоронят, ясное дело, на еврейском кладбище. Но вопреки еврейской традиции не сразу, а через три дня. У него все было не так, как у всех. Он умудрился сделать так даже на собственных похоронах. Вспомнилось, что когда умер Чехов, тело везли домой в вагоне с надписью «Устрицы». Тянуть прикол можно даже после смерти. Потому что смерти нет. Так написано во всех священных книгах. И Саша тоже всегда будет жить в наших сердцах. И на полотнах. И в сердцах будущих поколений, которые будут смотреть на эти полотна.

Прощание в среду на территории музея. Потом – на кладбище. А дальше – жить дальше. Нашим друзьям с неба будет радостно на небе, если нам радостно. Особенно Саше будет радостно там, если здесь будут радоваться Анна Маколкина и дети. Поддержите их хоть добрым словом. Барух Даян аЕмет тебе, великий украинец, покойся с миром, дорогой друг.

10.08.2021

Я почему-то ставлю фото от 23.06.2021, где мы втроем: Саша, Соня и я. Нам было очень весело вместе. Подписываю:

Походу, это последнее совместное фото троих взрослых детей. Одно маленькое дитё с огромным сердцем куда-то ушло. Может, обиделся? Та не. Может, Саша вообще не умел ни на кого обижаться. Он знал, что уже скоро. Но так мечтал успеть доделать второй этаж музея. И поднялся его по лестнице прямо на небо. Они жили красиво, как умели. Бесились, пили вино и любили. Так писал Кузьма. Кузьмы уже нет. И тебя уже нет. Но и смерти нет. Друг, мы будем ходить к тебе на могилу и пить вино, как за живого. Ты – живой навсегда. Твоя жизнь – это дума о бессмертном. Еще будем ходить в музей и водить туда детей. Гордиться тобой. Тебе с неба будет приятно. А еще будем ходить в твою квартиру на Елизаветинской, которая тоже музей. Обними твоих родных. Им сейчас тяжелее всего. Они за тобой будут скучать больше всего. Я не верю до сих пор. Поэтому в твоем бокале тоже будет красное сухое. А из синего стакана, из которого ты любил пить дома у меня, больше нельзя никому. Сделаю из него какую-нибудь скульптурку. Так легче будет думать, что ты до сих пор рядом. Реальности не существует. Есть только то, что мы видим своими глазами. И то, что мы представляем своим умом. И то, что мы чувствуем своим сердечком. Этому научил меня ты.

Пишу и вспоминаю, что ровно два месяца и дважды по два дня назад мы прекрасно провели время втроем. Точнее, дважды по трое, потому что мы втроем взяли с собой еще троих. Я двух – Марка и Уже Началось, а Соня и Саша – одного, какого-то друга Ботвинова из Прибалтики. Мне очень стыдно, но я не помню его имя. А он, между прочим, дал приличную сумму на музей и записался в Клуб Маразли. Большинство членов Клуба Маразли, кажется, не знают, кто такой Маразли. Но это неважно. Важно, что Саша сделал музей модным – в хорошем смысле слова. Кстати, уважаемые читатели, могу по блату пристроить кого-то из вас в Клуб Маразли. Дорого.

Это был особенный день. «Мы сейчас сделаем маленькую революцию», – сказал Ро и поручил мне установить в еще не открытом для посетителей зале метамодерна скульптуру Полины Вербицкой. Было много других трогательных моментов. Все не припомню.

– Саша, а чья это картина? – по-дружески подъёбываю Ро (ему это обычно нравится), когда в зале 90-х мы останавливаемся у его картины.

– Андрей, как тебе не стыдно?! – сердится Соня. Она повелась. Марк завис у полотна Яковлева и медитирует на мясо 1947 года. Прибалт приворожен. Уже Началось ржет, он понял. Саша хитро улыбается. Ему понравился подъёб. Он знает, что я знаю, что это «Старый Пророк» 1989 года. Но он не знает, что я знаю истинную причину, почему эта картина здесь. Ро нравится, что «Пророк» вызывает дискуссию: а верит ли Ро в Бога? И если верит, то как? И сам ли он Пророк?

Еще ему яростно по душе, что посетители покупают «Старого»: магнитики, открытки, футболки, сумки. Полотно тоже купили за деньги в 1989 году, когда была последняя закупка в художественный музей. Точнее, предпоследняя: в 2021-м за несколько месяцев до физической смерти Старый Пророк как депутат областного совета получил право распорядиться депутатским фондом в 3 500 000 грн. Все до копеечки деньги пошли на закупку работ молодых украинских художников. А вы спрашиваете, чего это чудо поперлось в областной совет? Самому ему это не было нужно. Но он жил не для себя, а для других.

 

***

– Чего ты купил Ройтбурда так дорого? – спрашиваю я у Коли. Его обязательно надо познакомить с олигархом, которого я тоже спрашивал, чего он заплатил за Ройтбурда так много. И дорого ли это? Может, мы все недоплатили? Может, мы недолюбили Сашу, не оценили на столько, на сколько он заслужил? Смотрю на Тараса Шевченко с пейсами в хасидской шапке, которого купил Коля. Такой же, но меньшего размера висит в офисе у Андрея. Его почему-то тоже записывают в олигархи, хотя там family business, построенный с нуля.

Украинский националист Саша, как и полагается, был чистокровным евреем. Любил водку, сало, женскую грудь. Носил вышиванку и пел тоскливые песни, которые начинались на «Ой…» Он очень напоминал казака Мамая. Казаки Мамаи были у него и среди друзей, и в музее: неизвестного художника XVII столетия и «Мамай на обложке Forbes» Дмитрия Эрлиха. Последняя работа Саши тоже носила имя «Самурай-Мамай».

Сам в рай Самурай-Мамай Ройтбурд полетел согласно иудейской традиции. Первым на прощании с ним выступал отец Чумаков, греко-католический священник. Ему трудно ходить, болят ноги. Но он без помощи посторонних подходит к космическому кораблю: «Это все неправда! Смерти нет!» Инопланетянин в гробу с ним согласен и улыбается нам: легкий ветерок пролетел по ногам. Приятный, как Сашины слова, когда тебе тяжело. У Саши был редкий талант: он по-настоящему умел дружить.

Отец Чумаков продолжает выступление: «Никто в этой жизни не заставил меня так серьезно заниматься иудаикой и еврейской традицией, как ребе Шая Гиссер, Сашенька Гиссер, и Саша Ройтбурд». Отец Чумаков тоже Сашенька. Он такой добрый, что его хочется так называть. Может, поэтому они с Сашей и дружили. Чумаков утверждает, что Ройтбурд был носителем освещенного варианта своей традиции и верил в Бога Авраама, Исаака и Иакова. Он был праведником, считает святой отец. Как с ним не согласиться? Освещенный вариант человека света.

Праведник Саша, человек света, добрый, искренний и открытый. Он мог обидеть другого человека так, что его трясло годами. Умел делать больно. Праведники – тоже живые люди. Все люди кого-то обижают, унижают, режут по живому. И все на кого-то обижаются. Кто без греха – пусть бросит в меня камень. Кто с грехами – пошли со мной в художественный музей. Будем духовно очищаться. Там есть зал с иконами, а на втором этаже есть икона Праведника Александра – картина Александра Ройтбурда «Старый Пророк». Только сейчас до меня дошло, что это автопортрет. Хотя в 1988 году, когда она была написана, Праведнику было всего 26 или 27 лет.

Ройтбурд декларировал себя атеистом. В сотнях картин – микс религиозных обрядов разных верований. В соцсетях время от времени проскакивает фраза: «Если бы я верил в Бога…» Риторика типичного агностика, уверенного, что бытие и устройство Вселенной пояснить невозможно. Для такого познания истины – вечный путь, где каждый шаг открывает новые горизонты. Но дойти до конца невозможно, поэтому стоит просто идти. Для Самурая-Мамая не важна цель – только путь.

Ро всю жизнь искал новые знания. В зрелом возрасте потихоньку начал переходить на украинский. Получалось ужасно. «Зачем?» – спрашиваю Сашу в ресторации «Флагман» на Жуковского в мае 2021-го, за пару месяцев до того, как спросить смогу только небо. В августе, уходя из музея с Уже Началось и Жорой, мы туда случайно пришли. Но не зашли: завернули с Жуковского на Александровский проспект. Везде – магия твоего имени.

– Что «зачем»? – удивляется Александр.

– Зачем ты заказал дорогущего ред снэппера, а ешь дешевый – но надо отдать должное, очень вкусный – сарган?

Этот вопрос действительно волнует. Платить все равно придется мне. Этот колдун умеет предсказывать будущее. За одну минуту до того, как принесут счет, он растворится в воздухе. Осуществит телепортацию на курилку. А если курить можно за столом, телепортируется в туалет и будет находиться там ровно до того момента, когда официант уйдет с радостной улыбкой.

Саше очень нужны деньги. Саша знает, что деньги нужны для того, чтобы понять, что они не нужны. Чем больше денег – тем больше ты это понимаешь. Саша очень любит деньги и честно это признает. Все люди на свете любят деньги. Но люди делятся на две категории. Первая любит деньги как бумажки. Счет в банке, биткоины, скупленные акции компаний, недвижимость – те же бумажки, просто в другой плоти.

Вторая категория людей тоже любит деньги, но исключительно как инструмент свободы. Купить лекарства тяжелобольным детям, заплатить за операцию раненому, отреставрировать алтарь в старом храме, завезти продукты одиноким пенсионерам, накормить бездомных животных. Для людей второй категории это все не для очистки совести. Любая благотворительность является главным инструментом свободы. А словосочетание «Саша Ройтбурд» и слово «свобода» – безусловно, синонимы.

Каждый из нас больше, чем даже деньги, любит себя. Саша любит себя. Саша – это свобода. Деньги – инструмент свободы. Поэтому Саша любит деньги. Ему очень нужны деньги на благотворительную деятельность. Саша реставрирует алтарь в старом храме и продолжает делать это даже после смерти.

– Хуй его знает, – говорит Александр с интонацией бодхисаттвы, на которого снизошло прозрение в понедельник на Привозе, куда он пришел делать базар и, покупая свежую рыбу, приблизился к нирване. На пути к истине он понял, что тысячелетняя мудрость «хуй его знает» – универсальный ответ на все вопросы бытия и устройства Вселенной. И здесь сходит новое прозрение: «Сейчас же сезон саргана! А ред снэппер этот что-то не очень». И Пророк отбрасывает в сторону зеленый сарганий позвоночник, как рок-музыкант – медиатор.

– Я такое слышала! – радостно говорит Паняночка. Она сидит на красном диване напротив, рядом с Сашей. Она впервые видит Сашу. Паняночка сидит у него, ест креветки и радуется. Несколько часов назад она впервые в жизни была в Одесском художественном музее. Я обещал ей, что Саша проведет экскурсию. Я спиздел. Но не ей, а самому себе. Знал, что он уже не в состоянии. И до физической боли не хотел в это верить.

Это было 08.05.2021. Я на всю жизнь запомнил этот проклятый день. Я навсегда запомнил этот счастливый день. Я успел вас познакомить, и это был для нее кусочек счастья. Дарить счастье другим – единственное, что может сделать более счастливым тебя самого. Ты это знал лучше всех, Сарганий Бодхисаттва.

08.05. Я понял, что скоро ты будешь на небе. Ты мечтал успеть второй этаж. Алтарь старой церкви, где произошло чудо – и музей ожил. Ты успел.

Мы не успели.

«Чего ты купил Ройтбурда так дорого?» – спрашиваю я сам себя. И сердце рву: это на месяца два можно было зависнуть в Таиланде и ничего не делать кроме того, что хочется. А не хочется уже ничего, когда понимаешь, что мы не успели.

– А что, уже рассчитались? – спрашивает Саша и созерцает зеленую косточку, которая исчезает, словно мираж, когда официант уносит тарелку. Ты тоже исчез, словно мираж. Ты был из другой реальности. Ты видел то, что не видит никто. Теперь мы не видим тебя.

– Нет, не рассчитались, нас угостили. Сказали: «Все для вас бесплатно». Как-никак с целым Ройтбурдом сидим, – шутя отвечаю я.

– И даже за вино платить не надо? – подыгрывает мне Ро-наш-Бро.

Только сейчас я понимаю, что мы не рассчитались. Мы не доплатили тебе, Саша. Мы не оценили тебя и недолюбили. Мы не доплакали еще все слезы за тобой.

***

Наташа шарит. Но она знает так много, что знает, что знать все невозможно. И умеет ловить кайф от нового знания, познания, сознания, признания. «Познай самого себя», – призывают Сковорода, Ройтбурд и Наташа. К примеру, она не могла вспомнить, что пила с Ро вино из одного стакана у меня на кухне. Я доказал ей обратное, обратившись к каббале, православному молитвеннику и приложению Instagram Layout. Аргумент «Я впервые была у тебя на кухне после 08.08» превратился в комочек мертвого песка на могиле эпохи телевизора.

– Лоз, скажи, я правильно понимаю, что киевские музеи по сравнении с этим отдыхают? – спрашивает Наташа.

Я хочу сказать другое слово, которое на «от» начинается и на «ют» заканчивается. Но молчу, потому что они ничем не хуже, эти несчастные киевские музеи, где так много счастливых людей. Одно несчастье – у них нет своего Ройтбурда.

На весь мир всего двенадцать более чем тысячелетних византийских икон, написанных до периода иконоборчества. Из этих двенадцати ровно треть в Киеве, в музее Ханенко на Терещенковской. Как Ханенко умудрился сотворить это чудо – черт его знает. Хотя, скорее, это знает только Бог. Четыре древние иконы в прекрасном музее есть, но Старого Пророка нет. Может, когда-то появится новый? Саша бы обрадовался. Котенок поднял лапку выше, ближе к небу.