«Я постоянно задаю нелогичные и, казалось бы, глупые вопросы», – говорит Нубар Афеян, 59, основатель венчурной фирмы Flagship Pioneering и председатель совета директоров Moderna. А вдруг кишечная флора поможет вылечить рак? А вдруг красные кровяные тельца вместе с кислородом смогут переносить лекарства? А вдруг не все вирусы вредны? Вдруг матричная РНК (мРНК) может стать основой для медицинских препаратов? Этими вопросами он озадачил ученых 10 лет назад.
«Я говорил: ты с ума сошел, это не сработает»,– вспоминает гендиректор Moderna Стефан Бансель первые разговоры с Афеяном в 2011‑м. Но, когда Афеян, иммигрант из Ливана с армянскими корнями, включил обаяние, Бансель сдался. Он руководил французским производителем диагностических средств BioMérieux, но согласился перейти в Moderna. «Нубар гениален не потому, что пытался навязать мне свои идеи, а потому, что заставил меня поверить: стоит рискнуть и изменить мир»,– говорит он. Благодаря мРНК‑вакцине против COVID‑19 Moderna стала именем нарицательным во всем мире. Ее выручка за 12 месяцев превысила $11 млрд, а капитализация приближается к $100 млрд. Афеян– один из пяти миллиардеров Moderna. Forbes оценивает его состояние в $2,9 млрд. Состояние Банселя – $7,5 млрд. Афеян надеется, что Moderna – не единственный прыжок в стратосферу. Эта фирма– лишь одна из десятков компаний, которые могут стать успешными благодаря работе, проделанной бизнесменом во Flagship за 20 лет.
Flagship управляет активами на сумму $17 млрд и работает скорее как инкубатор, а не как венчурный фонд. Под его эгидой Афеян взращивает научные проекты в биотехнологиях, медицине и сельском хозяйстве. Цель– создавать и развивать по шесть компаний в год. Большинство этих фирм вырастают из вопроса «Авдруг?..», который так любит задавать Афеян. «Каждая наша компания рождается, чтобы повторить успех Moderna, – рассказывает он Forbes в кембриджском офисе Flagship с видом на реку Чарльз. – Вообразите, что можете изменить мир в области, над которой работаете».
С момента появления Flagship Афеян помог основать около 70 компаний. Каждая начинала путь с идеи, рожденной в лаборатории. Если идея выглядит перспективной, Flagship в нее инвестирует. Затем какое‑то время стартап работает как ее дочернее предприятие. Лучшие проекты привлекают внешних инвесторов, некоторые выходят на биржу. Полностью этот путь прошли пока 30 компаний. Moderna – крупнейшая. Среди других «выпускников» – Denali Therapeutics с капитализацией $6,3 млрд, которая работает над лечением нейродегенеративных заболеваний. Quanterix ($2,1 млрд) производит средства анализа белков. Rubius ($1,3 млрд) разрабатывает лекарства на основе эритроцитов для лечения онкологических и аутоиммунных заболеваний.
Одно дело - параллельно открывать компании, другое - поставить этот процесс на поток
Афеян называет свою модель параллельным предпринимательством. Он основывает по нескольку компаний сразу: не одну‑две, а шесть – восемь. По мере роста активов Flagship взвинчивала темпы создания стартапов. С 2000‑го по 2005‑й фирма создавала по две компании в год. К 2020‑му Flagship ускорилась более чем вдвое – до пяти стартапов в год. «Он очень дерзкий, смелый, требовательный. Бунтарь во всем»,– говорит Симба Гилл, гендиректор Evelo Biosciences. Это одна из «дочек» Flagship, занимающаяся изучением микробиома. Гилл знаком с Афеяном уже два десятилетия.
Flagship внедрила свою нынешнюю бизнес‑модель в 2007‑м. С этого момента и по первую половину 2021‑го ее чистая внутренняя норма прибыли достигала почти 40%, рассказал источник, осведомленный о делах Flagship. Moderna внесла в этот показатель огромную лепту. Даже с учетом недавнего падения ее акции выросли с марта 2020‑го в восемь раз. Благодаря Moderna четвертый фонд Flagship, созданный в 2012 году, возглавил список 17 самых эффективных фондов, работающих с биотехнологиями. Он близок к тому, чтобы принести инвесторам 15‑кратную отдачу от инвестиций, подсчитали аналитики Stat. «Инвестиции в Moderna и Flagship – одни из самых высокодоходных за всю нашу историю»,– констатировало управление по инвестициям пенсионного фонда штата Массачусетс в мае 2021‑го.
Благодаря этому успеху Афеян собирает невероятные суммы. В июне Flagship привлекла $3,4 млрд в новый фонд. Огромные деньги даже с учетом того, сколько инвесторы вливают сейчас в биотехнологии и медицину. Flagship наращивает инвестиции в фармацевтику, сельское хозяйство и пищевую промышленность. Компания также создает подразделение превентивной медицины для персонализированной профилактики заболеваний. Еще одно новое подразделение займется медицинской безопасностью – защитой от будущих эпидемий. «Не случись пандемии,– говорит Афеян, закинув руки за голову,– мы не проявляли бы такого упорства в этом деле».
Приток денег станет проверкой модели параллельного предпринимательства на способность масштабироваться. Сможет ли компания расширять бизнес еще быстрее? Над анализом идей и запуском компаний во Flagship работают несколько команд. Одну возглавляет давний руководитель биотехнологического направления Джон Мендлейн. Еще нескольких опытных менеджеров Афеян нанял в ходе расширения Flagship. Они стали партнерами фирмы и гендиректорами новых стартапов. Афеян по‑прежнему любит держать все под контролем. Он остается председателем совета директоров Moderna и входит в советы еще шести компаний, опекаемых Flagship. «Нубару приходится делегировать управление растущей организацией и в то же время держать руку на пульсе,– говорит Дэвид Эпштейн, который пришел во Flagship как исполнительный партнер в 2017‑м с поста гендиректора Novartis Pharmaceuticals.– Думаю, это для него неестественно и дискомфортно. Он сам любит делать по нескольку дел сразу».
Как и многие армяне, семья Афеяна переезжала из страны в страну в поисках убежища. Во время геноцида 1915–1916 годов, в ходе которого Османская империя уничтожила 1,2 млн армянских христиан, деда и двоюродного дядю Афеяна по отцовской линии дважды арестовывали. Во второй раз арест проводили немецкие офицеры. Они увидели, что у деда голубые глаза и что он говорит по‑немецки, и помогли семье спастись. «Немцы их пощадили,– говорит Афеян.– Хотя Германия была союзницей Османской империи, офицеров возмущало, что людей везут на смерть целыми эшелонами».
Дед Афеяна бежал в Болгарию. Там родился отец предпринимателя. Годы спустя, когда в Болгарии установился коммунистический режим, Афеяны бежали Грецию, а в начале 1950‑х осели в Ливане. «Отец жил примерно так же, как я сейчас, – рассказывает Афеян. – Он был иммигрантом. Ему постоянно приходилось доказывать, что он на что‑то способен». Его детство прошло в Бейруте. В августе 1975‑го, когда Афеяну исполнилось 13, родители вместе с ним и двумя старшими братьями бежали от гражданской войны в Канаду.
Афеян окончил химико‑технологический факультет Университета Макгилла, а в 1987‑м получил степень доктора биохимии в Массачусетском технологическом институте. Случайная встреча с одним из основателей компании Hewlett‑Packard, Дэвидом Паккардом, на конференции Национального научного фонда в Вашингтоне в 1985‑м произвела на него огромное впечатление. Паккард причислял себя к новому поколению инженеров– одновременно предпринимателей и новаторов. «Он меня буквально заворожил,– вспоминает Афеян.– Я стал изучать все, что мог, о создании компаний».
В 1989‑м Афеян основал в Массачусетсе фирму PerSeptive Biosystems, которая выпускала оборудование для биотех‑компаний. Он чувствовал себя изгоем: молодым предпринимателем и иммигрантом. В то время ни то ни другое не считалось преимуществом. «Если бы я долго все обдумывал, то не стал бы создавать компанию, – рассказывает Афеян. – Это был очень нерациональный поступок». Но он вспомнил совет Паккарда: если рынок совершенно новый, то практически любая инновация на нем окажется ценной. «Я подумал, что мне нечего терять, – говорит он.– Мне не приходило в голову, что, потерпевнеудачу в совершенно новом деле, я рискую новеньким докторским дипломом».
PerSeptive разработала передовую технологию анализа белков и превратилась в бизнес с годовой выручкой $100 млн. В 1998‑м Афеян продал компанию консорциуму по выпуску научных приборов Perkin‑Elmer за $360 млн. Он стал директором по развитию бизнеса преемницы Perkin‑Elmer – компании Applera, но вскоре задумался о следующем шаге. Многие становятся серийными предпринимателями и создают одну компанию за другой. Афеян задался вопросом, нельзя ли параллельно открывать сразу несколько компаний и всегда иметь под рукой идеи для следующих стартапов?
«Если делать несколько дел параллельно, приходится вникать в их суть,– поясняет он.– Представьте, что играете в шахматы. В партии с одним соперником вы пытаетесь просчитать его следующий ход. Но если ведете сеанс одновременной игры, то должны понимать все и сразу. Нельзя долго обдумывать ходы. Такое видение параллельного предпринимательства стало для меня вызовом».
В 1999‑м Афеян основал компанию‑предшественницу Flagship Pioneering и открыл офис в пригороде Кембриджа. Вторым основателем стал венчурный капиталист Эд Кания, инвестор PerSeptive. «Одно дело– параллельно открывать компании,– говорит Афеян.– Другое– поставить этот процесс на поток».
Афеян получил гражданство США в 2008‑м. Иммигрантам, по его мнению, присуща готовность идти на риск и играть против правил. «Источник такой смелости– в отсутствии корней,– говорит он.– Мне комфортно испытывать дискомфорт. Для меня это в порядке вещей».
Два десятилетия назад, когда появилась Flagship, биотехнологии были в немилости у инвесторов. «Платформенные компании», работавшие над концепциями, а не над конкретным лекарством, и вовсе числились в аутсайдерах. «Для биологов настали трудные времена. Рынок был без ума от доткомов, – вспоминает доктор медицины и управляющий партнер Flagship Даг Коул. – Биотехнологи и венчурные инвесторы твердили: «Эра биотеха и платформ закончилась. Ни то ни другое не работает». В 2001‑м он одним из первых присоединился к Афеяну.
Афеяну было все равно, что думают другие. «Нубар всегда твердо верил: платформы изменят мир,– говорит гендиректор Evelo Симба Гилл. – Все любят Moderna, но мода на платформы приходит и уходит. А Нубар всегда оставался им верен».
Со временем Афеян сформировал структуру для мозговых штурмов по созданию новых компаний. Он начинает с вопроса «А вдруг?..». «Обведите карандашом существующие ниши. А затем, кругом побольше, обведите смежные рынки. За пределами этого большого круга останется зона безрассудства»,– поясняет он.
В эту зону и метит Афеян – именно здесь происходят прорывы. Есть схема, по которой исследователи Flagship рассматривают десятки идей, принимают их или отвергают. Афеян описывает этот процесс как дарвиновский. Анализируя идеи, ученые могут менять подходы к их воплощению, а то и все направление работы. Им безразлично, как мир расценит такие резкие маневры. «Нами движет эволюционный процесс», – поясняет Афеян.
Выжившим проектам (сейчас их 89) присваивают номера, а не названия. Это делают для того, чтобы основатели не привязывались к «любимцам», которые, возможно, придется закрыть. Чтобы застолбить за собой территорию, фирма подает заявки на патенты (для большинства идей их несколько). Затем инвестирует $1 млн, максимум $2 млн. В 2020‑м Flagship подала 341 патентную заявку– вдвое больше, чем двумя годами ранее. В первой половине этого года она зарегистрировала 379 заявок. Если идея подтверждается в лаборатории, Flagship дает новой компании название и выделяет ей $20 млн и более. Стартап становится дочерней фирмой, полностью принадлежащей Flagship. С момента запуска на основе 89 идей создано 70 компаний.
Взрастив идею и предоставив посевное и раннее венчурное финансирование, Flagship привлекает внешних инвесторов. Обычная сумма вложений – $100 млн и более, цель – выход на биржу. Ко времени IPO Flagship владеет в своих стартапах долей около 50%. «Это совсем другая модель,– говорит Авак Кахведжян, генеральный партнер Flagship и дальний родственник Афеяна.– Нубар ее изобрел и научил нас ею пользоваться».
Яркий пример: работа Flagship с микробиомом – кишечной микрофлорой. Ученые говорили о микробиоме годами. Но когда в 2008‑м Афеян впервые предложил изучить его роль в развитии болезней, в том числе аутоиммунных и онкологических, его идею сочли сумасбродной. Ранние исследования закончились ничем. Но в 2012‑м Flagship запустила свой первый стартап по исследованию микробиома – Seres Therapeutics. Он работает над препаратами, которые улучшают состояние пациентов, устраняя дисбаланс микрофлоры. Сегодня в активе Flagship полдюжины микробиомных компаний, в том числе Evelo (основана в 2014‑м), Kaleido Biosciences (2015) и Senda Biosciences (2016). Это игра вдолгую: ученые продолжают исследования и клинические испытания. Спустя почти десятилетие Seres довела до третьей фазы испытаний только один препарат. Еще несколько – на более ранних этапах. Капитализация этой публичной компании– $710 млн.
Изучение микробиома стало прологом к работе с вирусами. Афеян и его ученые задались вопросом: есть ли в нашем организме полезные вирусы? «Раз есть полезные бактерии, то неужели нет ни одного такого же вируса?» – спрашивал Афеян.
Ответ на этот вопрос важен. Вирусы применяются в генной терапии, но дают побочные эффекты. Афеян задался вопросом: можно ли их заменить безвредным вирусом? Изучив вопрос, исследователи Flagship узнали о семействе анелловирусов, живущих в организме человека. Обычно их игнорировали как неопасные. Исследованию присвоили номер FL46, а в 2017‑м оно легло в основу стартапа Ring Therapeutics. В июле Ring привлекла $117 млн от инвесторов вроде T. Rowe Price.
Не все идет гладко. Flagship закрыла четыре компании, в которые инвестировала по $10 млн и больше. Еще 13 стартапов ликвидированы на более ранних стадиях. Например, в апреле закрылась и уволила большинство сотрудников фирма Ohana Biosciences, специализирующаяся на лечении бесплодия. Проекту едва исполнился год.
Случаются провалы и покрупнее. В 2013‑м Flagship основала компанию Indigo Agriculture, которая занималась повышением урожайности с помощью микроорганизмов. Фирма привлекла $1,1 млрд – огромные деньги для сельскохозяйственного стартапа. Дело не пошло. В сентябре 2020‑го пост гендиректора Indigo занял Рон Овсепян, бывший руководитель Novell. Двумя годами ранее он присоединился к Flagship в качестве исполнительного партнера. Овсепян работал над реорганизацией бизнеса и отказался от модели прямых продаж фермерам в пользу партнерства с сельхоздистрибьюторами. «Если мы хотим реализовать эту идею, нужно достичь масштаба»,– говорит Овсепян.
В биотехе крайне мала вероятность того, что сработает какой-то один продукт. Так зачет ставить на кон миллионы долларов и годы жизни, чтобы разрабатывать только его?
Масштаб важен и для другого стартапа Flagship – компании Repertoire Immune Medicines. Ею руководит ветеран отрасли биотехнологий Джон Кокс, который возглавлял Bioverativ после ее продажи фармацевтическому гиганту Sanofi за $11,6 млрд. Repertoire изучает работу иммунной системы. Компания сосредоточена на исследовании Т‑клеток, разновидности лейкоцитов, которые помогают защищать организм от инфекций. «Главная причина большинства аутоиммунных заболеваний– сбой в работе Т‑клеток,– объясняет Кокс.– Если понять, почему Т‑клетки поражают мозг и вызывают рассеянный склероз, то можно разработать иммунные препараты для лечения болезней, а не просто подавления иммунного ответа».
С точки зрения Афеяна, это классический пример грандиозной идеи. Для ее воплощения Repertoire уже привлекла свыше $350 млн от инвесторов вроде SoftBank и Alaska Permanent Fund. Как и другие стартапы Flagship, Repertoire – «платформенная компания». Чем их больше в портфеле Flagship, тем меньше риск, считает Афеян. Если нужно, платформенная компания может сменить сферу деятельности, как это сделала Moderna с вакцинами против COVID‑19.
«В биотехе крайне мала вероятность того, что сработает какой‑то один продукт. Так зачем ставить на кон миллионы долларов и годы жизни, чтобы разрабатывать только его? – говорит бизнесмен. – Moderna привлекла $1 млрд, и это вызвало, мягко говоря, скептицизм. Мне говорили: «Как вам вообще дали деньги?» Вакцину разработали через два дня после публикации геномной последовательности коронавируса. Так что ценнее – вакцина или платформа? Сегодня инвесторы считают, что вакцина. Я до конца своих дней буду верить, что платформа».
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.