Почему Украине нужно хорошо подумать, прежде чем прекращать огонь. Объясняет профессор военных исследований Лоуренс Фридман

Главное, что нужно помнить о Путине: он шпион, а не солдат. Во времена СССР он служил в КГБ, а в России возглавлял ФСБ. И только затем стал премьер-министром, а позже – президентом. У него инстинктивная тяга ко всему тайному, сфабрикованному и бесчестному. Он стремится выигрывать, манипулируя общественным мнением, дезориентируя противника и мобилизуя сторонников заявлениями, что кругом враги.

На посту президента Путин с каждым годом все чаще использовал эти методы. Он строил оторванное от реальности мировоззрение, которое оправдывало его политику. Трудно определить, насколько оно отражает его истинные убеждения, а насколько – фальшивые. Возможно, его истинные взгляды отражены в том, как он описывает «правильные» отношения Украины с Россией и как характеризует украинское руководство. И не важно, что со стороны его высказывания выглядят надуманными, а утверждения о том, что украинцы взрывают собственные дома или близки к созданию ядерного оружия, совершенно циничны. 

В отличие от шпионов, хорошие солдаты ведут себя иначе. Они честно оценивают ситуацию, в которой оказались. В первые дни войны они могут переоценивать свою мощь и надеяться на скорую победу. Но на войне царит суровая реальность, от которой невозможно отмахнуться. Если колонны со снабжением не доходят, подразделения уничтожаются, а ключевые цели не достигнуты, то нужно принимать какое-то решение. Притворяться, что все хорошо, – значит, приближать свое поражение и делать его более болезненным. 

Пропасть между взглядами шпиона и солдата на эту войну может углубиться. Никакие ухищрения не помогут скрыть того факта, что для России война стала оперативной и логистической катастрофой. Как бы вооруженные силы агрессора ни перегруппировывались и ни меняли направления ударов, чем дольше продолжается война, тем больше его потери в живой силе, технике и репутации. Это реальность, которую Путин сейчас отчаянно пытается скрыть от собственного народа, жестко подавляя инакомыслие и пытаясь отрезать страну от всех информационных источников, кроме государственных. Но реальность никуда не денется. Она воплотится в гневе отчаявшихся матерей и повышении стойкости демонстрантов на улицах Санкт-Петербурга и Москвы.  

Может ли правда остановить войну, развязанную с помощью лжи? Чтобы ответить на вопрос, как закончить эту войну, нужно понять, на каких мирных условиях Путин готов отказаться от своих иллюзий. Даже если вторжение оказалось бы для России более успешным, у нее никогда не было возможности навязать Украине марионеточное правительство и поддерживать его. Возможно, существуют второстепенные цели, удовлетворяющие Путина? Например, расширение неподконтрольных Киеву территорий Донбасса или нейтральный статус Украины? Но даже в этом случае возникают вопросы о ходе реализации этих условий. Что нужно, чтобы обе стороны не только пришли к согласию, но и были уверены, что любое соглашение будет соблюдаться?

Мирный процесс нельзя рассматривать в отрыве от событий, происходящих на театре военных действий. Этот процесс одновременно их отражает и влияет на них. Мирные переговоры – не альтернатива войне. Это продолжение войны ненасильственными методами. Этот тезис можно продемонстрировать, рассматривая различные инициативы, которые сейчас предлагаются.

Прекращение огня

До сих пор главной темой прямых российско-украинских переговоров было прекращение огня в гуманитарных целях. В других конфликтах это означало бы паузу в боевых действиях. Передышки использовали, чтобы обменяться ранеными и пленными, а также дать мирным жителям возможность выйти из зон боевых действий. Россияне, похоже, не заинтересованы в возвращении своих раненых и пленных солдат. Возможно, Кремль просто не хочет, чтобы они ехали домой и рассказывали о пережитом ужасе. И о том, как их обманывали командиры, твердившие об учениях. (Есть информация, что россияне даже не хотят забирать тела погибших, чтобы не подрывать пропагандистский миф о своих «победах».)  

Что касается гуманитарных коридоров для гражданских, то россияне манипулируют этим вопросом. Кремль уже подорвал доверие к своим заявлениям о том, что заботится о невинных жертвах войны. Россияне обещали гуманитарные коридоры, но обстрелами и минированием дорог не выпускали из-под огня голодных, больных и истощенных людей.

Затем они сделали другой ход – предложили маршруты вывода гражданских в Россию и Беларусь. Неудивительно, что это предложение было отвергнуто. Какие бы лишения сейчас ни терпели люди, они не хотят, чтобы их использовали в российской пропаганде. Вчера из Сум удалось эвакуировать 5000 человек, в том числе 600 студентов из Индии – одной из немногих стран, которая еще не полностью ополчилась против России. В других городах, особенно Мариуполе, вопросом гуманитарных коридоров откровенно манипулируют. Вместо того чтобы помочь людям спастись, россияне максимально усиливают их страдания и отчаяние в надежде, что население потребует от руководства сдачи города.

Это лишь один пример попыток россиян прикрыться якобы гуманитарными инициативами для маскировки агрессии. Их пропагандистская тактика была очевидна еще при объявлении совершенно ненужной эвакуации гражданского населения из спонсируемых Россией сепаратистских анклавов Донбасса непосредственно перед началом войны. Так Кремль хотел придать правдоподобие своим измышлениям о якобы неизбежном «геноциде» со стороны Киева.  

Использование россиянами вопросов эвакуации в качестве психологического оружия подрывает его гуманитарную ценность. Международный комитет Красного Креста сделает все возможное, чтобы гуманитарные коридоры заработали. Но пока эти усилия не убавили, а наоборот – прибавили страданий тем, кто оказался в зоне боевых действий. И повысили враждебность населения к оккупантам в регионах, которые когда-то были, по их мнению, благосклонны к России. Кроме того, своими действиями Россия подрывает доверие к тому, что будет соблюдать какие-либо будущие соглашения.

Другой вид прекращения огня – это прямое прекращение боевых действий. В согласованное сторонами время стрельба прекращается. За этим иногда (но не всегда) следуют переговоры по достижению более прочного урегулирования. Спустя почти 60 лет после перемирия в Корейской войне Северная и Южная Кореи до сих пор не заключили мирный договор. Когда США объявили о прекращении огня в Персидском заливе в 1991-м, оставалась угроза возобновления военных действий. Чтобы этого не произошло, Ирак должен был выполнить широкий ряд требований, включая ликвидацию оружия массового поражения (его наличие заявлялось как причина вторжения США и Великобритании в Ирак в 2003-м). 

В некоторых конфликтах прекращение огня навязывалось извне. Перспектива того, что оно может наступить в результате международного давления, например резолюции Совета Безопасности ООН. Это может повлиять на ход боевых действий: военные поспешат захватить как можно больше территории, чтобы к моменту прекращения огня занять более выгодное положение. Так, в конце двух войн (1967-го и 1973 года) Израиль всеми силами стремился отсрочить прекращение огня, чтобы захватить и удержать как можно больше территорий и использовать их для последующего торга. В 1971-м, когда индийцы продвигались к Дакке (ныне Бангладеш), Пакистан рассчитывал на прекращение огня, чтобы остановить их наступление. Даже в Великобритании во время Фолклендской войны британское правительство было сильно обеспокоено тем, что администрация Рейгана окажет на него давление и принудит к прекращению огня до того, как британцы полностью отвоюют острова у Аргентины. Тогда Великобритании стало бы сложнее подтвердить суверенитет над этой территорией даже несмотря на то, что Великобритания как постоянный член Совета Безопасности ООН имела право вето. Она им и воспользовалась, когда Совет уже фактически принял резолюцию о перемирии перед близкой победой британских войск.

Удержать то, что есть

Россия тоже может наложить вето на любую резолюцию ООН о прекращении огня. Но она заинтересована в том, чтобы огонь прекратился по схеме «удержать захваченное». Иными словами, де-факто установить новые границы по линии, на которой стоят ее войска. Как правило, прекращения огня на этих условиях добивается сторона, чье наступление провалено. Цель – сохранить за собой завоеванные территории. Другая сторона, как правило, менее заинтересована в таком исходе. Кстати, наблюдать за тем, как воюющие стороны меняют отношение к этому вопросу, – один из способов определить, кто побеждает. Можем ли мы дойти до ситуации, когда одна из сторон предложит прекращение огня, чтобы минимизировать потери, даже если это означает признание поражения?

Большинство аналитиков считают, что первые две недели войны обернулись для России неудачей и поставили ее в сложное положение. Идут споры о возможных дальнейших шагах россиян с учетом того, что их первоначальный план с треском провалился. Главное внимание в этих дискуссиях уделяют жестокости атак на города, будто это может заставить Киев запросить мира. Отсутствие серьезного продвижения в крупные города – примечательный факт. Возможно, российское верховное командование опасается бросать деморализованные войска в городские бои, к которым украинцы тщательно подготовились. Кроме того, россияне не решились на десант в Одессе, хотя его вероятности пока нельзя сбрасывать со счетов.  

Одним из возможных изменений в российской стратегии (хотя это и ожидалось в самом начале кампании) могут быть атаки на город Днепр. Силы, которые подошли к Харькову, могут повернуть на Днепр с севера, а другая группировка подойти с юга. Поскольку некоторые очень ценные украинские силы еще сражаются на юге и востоке, есть риск, что их отрежут и выбьют превосходящие силы россиян. А если украинцы отступят, чтобы избежать изоляции, Россия займет территорию, на которой шла эвакуация. Мариуполь, который, несмотря ни на что, еще не сдался, может пасть. Это даст России условный контроль над непрерывной полосой территории от Донбасса до Одессы.  

Но, как я неоднократно говорил, это не помешает гражданскому населению сопротивляться и вести в этом районе партизанские действия. В этом сценарии есть много других «если». Например, способность российских войск быстро и относительно открыто продвигаться к Днепру в условиях, когда у Украины все еще есть боевая авиация и беспилотники, а также куда более качественная разведка и связь. И все же такой ход россиян имеет определенную политическую логику. Это означало бы, что у России есть территория, которой можно торговаться на возможной мирной конференции.

Еще одна возможность актуальна хотя бы потому, что украинцы теперь воспринимают ее всерьез. Предпосылка к этому сценарию в том, что проблемы у россиян на севере продолжают нарастать. И хотя агрессор добился некоторых скромных успехов под Киевом, украинцы встречают его контратаками. Россия испытывает трудности с пополнением и снабжением войск. В какой-то момент российский генштаб может потребовать от Путина вывести войска в ситуации, когда они с трудом продвигаются вперед и регулярно попадают под удары. Впрочем, сейчас трудно представить, что Путин согласится на такой шаг.

Сейчас Россия очень заинтересована в прекращении огня. Для Украины согласие с этим будет означать, что она пойдет на оккупацию российскими войсками определенных территорий. По этой причине Киев продолжит противостоять такому прекращению огня, даже если потерпит некоторые поражения на поле боя. Украинцы также не забывают о том, что время работает на них. В страну продолжают поступать ценные военные грузы, которые укрепляют оборону Украины. Запад не допустит краха украинской экономики. Напротив, россияне вынуждены изыскивать резервы, и их экономике грозит крах.

Мир в результате переговоров

Последняя возможность – это мир путем переговоров. В их ходе стороны обсуждают спорные вопросы и находят способы их решения. Этот вариант в основном обсуждался в контексте поиска потенциальных посредников. На их роль выдвигались Китай, Израиль и Турция. В данном случае роль посредничества второстепенна. Одна из задач посредников – передавать сообщения одной стороны другой. В нынешней ситуации это не нужно. Вторая задача – находить нетривиальные ответы на сложные вопросы. Это требует больших дипломатических навыков, а также предварительного принципиального согласия между сторонами по некоторым основным вопросам. Кроме того, они должны хотеть вмешательства посредника. Его третья возможная задача – принуждать стороны к уступкам, на которые они не хотят идти.

Именно поэтому утверждается, что зависимость России от Китая может сделать китайского лидера Си Цзиньпиня эффективным посредником. От него потребуется выдвинуть собственные идеи справедливого урегулирования. Но пока, кроме туманных заявлений в пользу мирного урегулирования, от него нет никаких заявлений. Неизвестно, знают ли Си Цзиньпин и его МИД детали ситуации, которых хватит, чтобы составить надежный план урегулирования. У американцев и их партнеров по НАТО есть знания и рычаги влияния на Украину в виде финансовой и военной помощи. Но они не собираются оказывать давление на Киев, чтобы тот согласился на выгодный для России исход. Еще невероятнее то, что США согласятся разговаривать с Россией напрямую, чтобы помочь ей сохранить лицо. Например, снять вопрос о возможном членстве Украины в НАТО. Воюет Украина, а не США, и именно Украине придется решать, идти на какие-то уступки или нет.

Что касается россиян, то можно сказать лишь то, что они отказались от риторики смены режима в Киеве. Или, по крайней мере, готовы к тому, что Зеленский останется президентом. Но они по-прежнему настаивают на нейтральном статусе Украины, признании аннексированного Крыма и независимости сепаратистских анклавов на Донбассе.

8 марта офис Зеленского опубликовал свои предложения. Они тщательно выстроены так, чтобы предложить некий компромисс. Первое – возможность заключить договор о коллективной безопасности со всеми соседями Украины при участии ведущих стран мира. Он обеспечил бы гарантии и России, и Украине. В принципе, это хороший вариант для Путина. Украине станет ненужным членство в НАТО. Это исключит возможность использования ее территории в качестве базы для американского оружия дальнего радиуса действия. В то же время это даст Украине некую гарантию безопасности при поддержке США, но не приведет к демилитаризации страны. Украина и раньше получала подобные гарантии, в частности в Будапештском меморандуме 1994-го, в обмен на отказ от ядерного арсенала. Москва недвусмысленно отказалась от них на том основании, что правительство в Киеве якобы нелегитимно. Поэтому возникают очевидные вопросы о том, какого рода гарантии сделают новый договор надежным. 

По Крыму Зеленский, похоже, ищет компромисс, который даст обеим сторонам возможность сохранить свои позиции. Но на практике, он, похоже, согласен с тем, что на данный момент Крым контролирует Россия. Это реалистичный взгляд. В отношении Донецка и Луганска его слова были более расплывчатыми. Зеленский говорит, что для него важно то, как люди, которые хотят быть частью Украины, будут там жить. Его интересует и мнение тех, кто считает себя гражданами Российской Федерации. Здесь кроется очевидная ловушка для России. Главари самопровозглашенных «народных республик» хотят независимости или даже присоединения к России. Но далеко не ясно, поддерживают ли их позицию жители. 21 февраля Путин, признав независимость ОРДЛО, сказал, что границы «республик» должны проходить по административным границам Луганской и Донецкой областей. Но сейчас два сепаратистских анклава занимают лишь около трети их территории. После всего того, что в последние дни пришлось пережить людям на остальной части Донбасса, трудно представить, что они настроены пророссийски. 

Формулировки Зеленского можно рассматривать как возврат к Минским соглашениям. В них поднимались вопросы о том, чтобы вернуть эти территории Украине с некоторыми особыми правами, а также как провести выборы. Но перспективы свободных и честных выборов под международным наблюдением заставят Москву понервничать.

Предложения Зеленского не подразумевают капитуляции и звучат разумно. Возможно, Москва решит, что с ними стоит работать. Уже хотя бы потому, что Кремль может интерпретировать любое такое предложение как то, что решимость Украины ослабла. Тогда можно представить, что начнутся переговоры по существу. Но сейчас предложения Киева – это, скорее, намеки без какой-либо конкретики. На практике они потребуют тщательной проработки и разъяснений, в том числе в отношении роли третьих сторон в их применении и мониторинге. На это потребуется время.

Это возвращает нас к вопросу о прекращении огня. Перестанут ли говорить пушки на время переговоров? Украина хотела бы избежать подхода «оставь себе захваченное»: это было бы выгодно России. Но перемирие даст обеим сторонам возможность перегруппировать войска и пополнить силы. Во многих других войнах боевые действия приостанавливали на время переговоров, а затем начинали снова, когда дипломатические усилия не увенчивались успехом.

В то же время Россия захочет отмены санкций, и как можно скорее. Трудно представить, что это произойдет, пока российские войска остаются в Украине и стороны не пришли к соглашению.

Для Путина предложения Зеленского – потенциальный выход из ситуации. Если он захочет им воспользоваться, то получит куда меньше, чем хотел. Причем полученного будет явно недостаточно, чтобы оправдать разрушительную войну. И тут мы возвращаемся к вопросу, с которого начинали: во что на самом деле верит Путин и способен ли манипулировать российским общественным мнением? Если способен, то он убедит свое население считать полученный результат победой (даже если независимые наблюдатели скажут, что это далеко не так и что Кремль получил далеко не то, что хотел). Но, возможно, Путин рассчитывает на свою способность навязывать другим собственные интерпретации текстов договоров. Если он хочет привести договоренности в соответствие со своими взглядами, то усилит, а не ослабит антагонизм с Украиной. Тогда все вернется к тому, с чего началось. Учитывая то, как Россия вела себя перед самым началом военных действий, на переговорах о прекращении огня у нас мало оснований доверять Москве.

Ни одной из воюющих сторон не выгодно продолжать эту войну до бесконечности. Ни у той, ни у другой нет гарантированного способа одержать решающую военную победу. В научных трудах, посвященных мирным переговорам, такую ситуацию часто называют «болезненным тупиком». Сейчас ситуация слишком изменчива, чтобы назвать ее патовой. Но она, безусловно, причиняет боль обеим сторонам.