Юваль Ной Харари: Худший сценарий — это разделение человечества на биологические касты

Скоро выходит украинский перевод комикса по вашей книге Sapiens. Почему вы решили перевести ее в формат графического романа?

Мы хотели привлечь аудиторию, которая не читает научно-популярных книг. Вместе с двумя очень одаренными художниками Дэниелом и Дэвидом мы решили нарушить академические условности и отправиться в закутки истории, где никто до нас не бывал. Получилась не иллюстрированная версия старого Sapiens, а инновационное исследование того, что такое история и что такое рассказывать историю.

Мы изображаем встречу Homo sapiens и неандертальцев на примерах шедевров современного искусства. Освоение огня, наоборот, представлено с помощью пошлой рекламы. Некоторые критически важные этапы человеческой эволюции переосмыслены как реалити-шоу. Про возникновение религии рассказано языком блокбастеров о супергероях. Исчезновение мамонтов и других крупных животных описано в жанре детектива, где суровый полицейский идет по следу экологических серийных убийц.

Использование визуального языка потребовало ответить на множество вопросов. Мы знаем, что древние Homo sapiens занимались сексом с неандертальцами. Это абстрактный факт. Но если вы хотите это нарисовать, вам нужно быть конкретным. Нарисовать мужчину-сапиенса и женщину-неандертальца? Женщину-сапиенса и мужчину-неандертальца? Может быть, гей-пару? Какой у них должен быть цвет кожи? Homo sapiens пришли из Африки, а неандертальцы были европейцами. Означает ли это, что Homo sapiens были темнокожими, а неандертальцы – светлокожими? Нам пришлось обращаться к специальной литературе и исследовать множество вопросов.

Вы появляетесь в книге в качестве одного из ее героев. Почему возникло такое решение?

Поначалу я был против. Но муж, который когда-то был учителем комиксов, меня переубедил. Я согласился при условии, что не буду единственным персонажем, который все объясняет в книге. Поэтому вместе со мной появляется ряд других ученых. Важно донести мысль о том, что наука – это результат совместных усилий, а ученые иногда смотрят на вещи по-разному.

Что у вас получается лучше, чем у других?

Как историк я отлично понимаю силу историй. А как человек, пытающийся преодолеть разрыв между научным сообществом и публикой, я знаю, что преодолеть его возможно только при помощи сильных историй. Подавляющее большинство людей мыслит историями, а не фактами, уравнениями или статистикой. Когда ученые вступают в публичные дебаты об изменении климата или искусственном интеллекте, им часто не удается увлечь аудиторию. Они полагают, что достаточно бомбардировать людей фактами. Так работает научное сообщество: если у вас есть хорошая история, но нет подтверждающих ее фактов, вашу статью не опубликуют в Nature или Science. А если вы пишете плохо, но у вас есть интересные факты, вас, скорее всего, опубликуют. Многие ученые думают, что с публикой нужно работать так же, но это ошибка.

Кто оказал максимальное влияние на ваше развитие?

На меня повлияли многие авторы, ученые и художники. Больше всех, возможно, Джаред Даймонд. Его книга «Оружие, микробы и сталь» показала, как ученые могут решать самые важные проблемы истории доступным для широкой публики способом. Это дало мне смелость и пример для написания Sapiens.

В области философии одна из самых важных для меня книг – «Источники себя» Чарльза Тейлора. Это, пожалуй, самая проницательная книга о западной цивилизации и о том, как европейцы видят себя и мир.

В студенческие годы очень важную роль в моей жизни сыграл профессор истории Hebrew University Бенджамин Кедар. Не знаю, стал бы я ученым без его руководства и поддержки.

Какую большую цель или амбицию вы хотите реализовать?

Моя миссия – попытаться сфокусировать глобальный разговор. Люди тонут в запредельном количестве ненужной информации, и вопрос, на чем сосредоточиться, становится огромным вызовом. Мы можем часами смотреть смешные видео с котиками, не обращая внимания на глобальное потепление. Мне приятно видеть, что мои книги помогают задуматься о важных проблемах человечества.

Какие главные вызовы стоят перед человечеством? И как с ними справиться?

Три вызова, преодолеть которые можно только с помощью глобального сотрудничества,– это ядерная война, экологический коллапс и технологическая трансформация (disruption). Правительство Украины не сможет защитить украинцев от ядерной войны или глобального потепления, если не будет сотрудничать с правительствами ЕС, США, Китая и других стран. Вы не можете рассчитывать на то, что украинское правительство предотвратит разрушительное воздействие искусственного интеллекта и биоинженерии – оно не контролирует всех ученых и инженеров в мире. Предположим, Украина запретит производство автономных систем оружия и созданных генными инженерами детей. Но как это поможет, если США будут производить роботов-убийц, а китайские инженеры – генетически модифицированных суперлюдей? Очень скоро, опасаясь отставания, Украина почувствует соблазн нарушить собственный запрет.

Вот почему меня тревожит рост числа политиков-популистов: они не предлагают жизнеспособного плана на будущее. Когда популист говорит: «Моя страна превыше всего!» – и кричит об иммиграции, спросите его: «Каковы ваши планы по предотвращению ядерной войны и изменения климата? Как регулировать искусственный интеллект? Может ли одна страна добиться успеха без глобального сотрудничества?»

Если мы не решим эти три проблемы, ничто иное не будет иметь большого значения, а единственный способ решить эти проблемы – глобальное сотрудничество. Что толку загораживаться стеной от иммигрантов, если вашу страну опустошит глобальное потепление или колонизирует иностранный искусственный интеллект?

Какие ключевые навыки и компетенции понадобятся людям вXXI веке?

Очевидно, что через несколько десятилетий рынок труда кардинально изменится под воздействием искусственного интеллекта и робототехники. Многие, если не большинство, профессий к 2050 году исчезнут: люди больше не будут шить рубашки, водить такси, диагностировать болезни, продавать страховки, преподавать химию.

Страх перед машинами, вытесняющими людей с рынка труда, конечно, не новость. В прошлом подобные опасения оказывались необоснованными. Но искусственный интеллект отличается от машин. Машины брали на себя физический труд, а ИИ вторгается в зону умственных способностей. Мы не знаем третьего вида способностей, кроме физических и умственных, в которых люди всегда будут иметь преимущество.

«Если вы попытаетесь сохранить стабильную идентичность, мир пронесется мимо»

По мере исчезновения старых рабочих мест появятся новые. Но большинство из них, вероятно, потребуют высокого уровня знаний и творческого потенциала. Следовательно, неквалифицированные рабочие так и останутся не у дел. В 2040 году кассир или водитель грузовика, потерявшие работу из-за ИИ, вряд ли смогут переквалифицироваться в учителя йоги или инженера. Уних не будет необходимых навыков.

Лучший совет, как подготовиться к будущему,– развивать эмоциональный интеллект и психологическую устойчивость. Традиционно жизнь состояла из двух последовательных частей: обучения и работы. В первой части вы строили стабильную идентичность, приобретали личные и профессиональные навыки, во второй – полагались на идентичность и навыки, чтобы зарабатывать на жизнь и вносить вклад в развитие общества. Но традиционная модель устаревает. Единственный способ остаться в игре – учиться на протяжении всей жизни, переизобретая себя снова и снова.

Изменения обычно вызывают стресс. После определенного возраста большинство людей не хочет меняться. Когда вам 16, вся ваша жизнь – это перемены. Меняются тело и разум, все находится в движении. Вы изобретаете себя. К 40 вы уже не хотите перемен. Вы хотите стабильности. Но в XXI веке вы не сможете насладиться этой роскошью. Если вы попытаетесь сохранить стабильную идентичность, стабильную работу, стабильное мировоззрение – вы останетесь позади, а мир пронесется мимо. Людям потребуется чрезвычайная эмоциональная уравновешенность, чтобы идти через нескончаемый шторм и справляться с очень высоким уровнем стресса.

Вы должны отказаться от того, что делаете хорошо, и рискнуть потерпеть неудачу. Вам придется изменить даже вашу личность. Чтобы постоянно меняться, люди должны сжиться с неизвестностью, хаосом и неудачами, не теряя душевного равновесия.

Большинство школ учат ровно противоположному. Они заставляют детей бояться неизвестности, хаоса и неудач. Вас учат единственному правильному ответу. Я часто сталкиваюсь с этим в университете. Когда я рассказываю студентам о хаосе мира, кто-нибудь меня обязательно спрашивает: «А каков правильный ответ? Что мы должны написать в тесте?»

Самое важное, чему мы должны учить детей,– радоваться, а не сопротивляться изменениям. Раньше образование создавало идентичность, подобную каменным домам,– с глубоким фундаментом и прочными стенами. Теперь нужно строить идентичности, как палатки, которые легко сложить и переставить.

Конечно, научить таким вещам намного труднее, чем заставить вызубрить дату знаменитой битвы или уравнение по физике. Сами учителя обычно не обладают умственной гибкостью, которой требуетXXI век. Но если учителя не знают, как справляться со стрессом и неизвестностью, то как они могут научить этому детей?

Каковы пессимистичный и оптимистичный сценарии на ближайшие 20 лет?

Двойная революция в биотехнологиях и IT даст нам божественную силу созидания и разрушения. Но технологии не говорят нам, как их использовать. В ХХ веке одни общества использовали силу электричества, поездов и радио для создания тоталитарных диктатур, а другие– для создания либеральных демократий. Новые технологии тоже можно использовать для строительства разных типов обществ.

Пожалуй, худший сценарий – это разделение человечества на биологические касты. ИИ вытолкнет сотни миллионов людей с рынка труда в новый «бесполезный класс». Люди потеряют свою экономическую ценность и политическую власть. Абиоинженерия позволит небольшой элите превратиться в сверхлюдей. Бунт и сопротивление будут почти невозможны из-за режима тотального наблюдения, который будет отслеживать не только слова и поступки, но и чувства и мысли. Слияние информационных и биотехнологий в форме биометрических датчиков позволит правительству напрямую контролировать ваши сердце и ваш мозг.

В лучшем из возможных сценариев новые технологии освободят людей от бремени болезней и тяжкого труда и позволят каждому исследовать и полностью раскрыть свой потенциал. Биоинженерия сосредоточится на лечении всего человечества, а не небольшой элиты. ИИ уничтожит многие рабочие места, но полученная прибыль будет использована для предоставления каждому бесплатного базового обслуживания и возможности реализовать себя в искусстве, спорте или взаимоотношениях с другими людьми. Технологии наблюдения будут применяться, чтобы контролировать правительства, а не граждан, а биометрические датчики – не для полицейского надзора, а для самопознания.

Пока мы движемся к антиутопическому сценарию, в основном из-за отсутствия международного сотрудничества. Но еще не поздно изменить курс.

Как вы поддерживаете баланс между творчеством и рутиной?

Когда я работаю, я стараюсь осознавать меняющееся состояние своего разума. Иногда мой ум очень энергичный и творческий. Тогда я бросаю все и сосредотачиваюсь на самой творческой задаче, которая у меня есть (например, на написании новой статьи или книги), и могу часами писать, путешествуя по волнам моего разума.

Иногда мой разум ленив и туп. Чем больше в такой момент я стараюсь, тем меньше у меня выходит. В это время я отвечаю на электронные письма из университета или просматриваю банковские счета.

Я не могу контролировать движение своего ума. Если бы я пытался придерживаться заранее определенного расписания– писать новые статьи по понедельникам, а вторники отводить для бюрократии,– это бы не сработало.

Я медитирую два часа каждый день – по часу утром и вечером. Мои разум и тело любят простые вещи. Дома я каждое утро ем кашу, а каждый вечер – салат, кунжутную пасту тахини и хлеб.

Одно из преимуществ 44-летнего возраста в том, что я уже достаточно хорошо себя знаю и могу делать то, что полезно уму и телу, а не следовать последней моде. В моде нет ничего плохого. Но идея о том, что одна диета или одна рабочая привычка одинаково полезны для всех, смешна. Мое тело и разум отличаются от вашего, поэтому то, что полезно вам, может не подходить мне.

Как вы преодолеваете творческие кризисы?

У меня есть правило: пиши, только если тебе действительно есть что сказать. Я никогда не беру наперед обязательств написать и издать книгу или статью. Не хочу оказаться в ситуации, когда должен что-то написать, а мне нечего сказать. Мир и так переполнен огромным количеством бесполезных слов. Если сказать нечего – лучше промолчать. Лучшие идеи часто приходят из тишины. А если они не приходят, то тишина– самое лучшее.

В каких ситуациях к вам приходят лучшие идеи?

В университете, когда я работаю со студентами. Очень часто ученый считает идеи, что витают в его голове, блестящими, но когда он пытается объяснить их кому-то другому, то выясняется, что они не имеют особого смысла. Необходимость объяснять свои идеи израильским студентам, которые не признают авторитетов и любят спорить с преподавателями, заставила меня отбросить многие из идей и улучшить те, которые я сохранил. Если я не могу что-то объяснить первокурсникам, значит, я, видимо, недостаточно хорошо это понимаю, чтобы включить это в книгу.

С кем из исторических личностей вы хотели бы пообщаться?

Я бы хотел поговорить с Буддой– он кажется мне единственным человеком в истории, который действительно понимал, что такое жизнь. Я бы также хотел поболтать с Михаилом Горбачевым, который отказался от большей власти, чем кто-либо другой в мировой истории, и привел многолетнюю холодную войну к мирному исходу, неприбегая кнасилию. Если бы Горбачев действовал как Чаушеску или Милошевич, возможно, никого из нас сегодня не было бы в живых.

Каким был лучший совет, который вы получили за всю жизнь?

Подростком я очень хотел знать, почему в жизни столько страданий и что с этим делать. Но все ответы, которые я получал от окружающих и из книг, были тщательно продуманной выдумкой: религиозные мифы о богах и небесах, националистические мифы о родине и ее исторической миссии, романтические мифы о любви или капиталистические – об экономическом росте. У меня хватило ума понять, что это, вероятно, все выдумки, но я понятия не имел, как найти правду. Когда я писал докторскую диссертацию в Оксфорде, мой хороший друг год убеждал меня пойти на курс медитации Випассана. Я думал, что это какое-то суеверие, и, поскольку мне не было интересно слушать еще одну мифологию, я отказывался. Но в итоге он меня убедил.

Я очень мало знал о медитации и полагал, что она должна включать в себя всевозможные мистические теории. Поэтому я был поражен тем, насколько практичным оказалось это учение. Шри Сатья Нараян Гоенка учил сидеть с закрытыми глазами, сосредоточив все свое внимание на дыхании. «Не делайте ничего,– не уставал повторять он,– не пытайтесь контролировать дыхание или дышать каким-либо определенным образом. Просто осознавайте реальность настоящего момента, какой бы она ни была. Когда дыхание входит, вы просто осознаете: дыхание входит. Когда дыхание выходит, вы просто осознаете: дыхание выходит. А когда вы теряете концентрацию и ваш разум начинает блуждать в воспоминаниях и фантазиях, вы просто знаете: теперь мой разум отвлекся от дыхания».

Это была самая важная вещь, которую мне когда-либо говорили. До того, как я начал медитировать, я думал, что знаю себя хорошо и контролирую свою жизнь. Но попытка следовать простым инструкциям по медитации хотя бы один день заставила меня понять, что я заблуждался.

Медитационный ретрит продлился 10 дней. Сосредоточиться на реальности настоящего момента было невероятно сложно, потому что разум постоянно пытается избежать столкновения с неприятной реальностью. За эти 10 дней я узнал о себе и о людях в целом больше, чем за всю свою предыдущую жизнь.

Была ли в вашей жизни неудача, которую вы превратили в победу?

Когда я рос, Израиль был очень гомофобной страной: быть геем было чуть ли не худшим провалом в жизни. По телевизору можно было увидеть даже воров и убийц, изображенных героически – как гангстеров из голливудских фильмов. Но геев либо не существовало, либо их изображали как самых жалких существ на свете. Казалось, что быть гангстером куда лучше, чем геем.

Мне часто говорили, что мальчикам должны нравиться только девочки, и я верил в это. Мне потребовалось много времени, чтобы осознать, что это всего лишь история, выдуманная людьми, а в реальности некоторые мальчики любят других мальчиков, и я один из них.

Преодоление идеи о том, что быть геем – это неудача, стало самым ценным уроком в моей жизни. Я понял, как важно видеть разницу между реальностью и придуманными историями. И что, если реальность вступает в конфликт с придуманными историями, лучше верить реальности. Как ученый, я постоянно спрашиваю себя: «Что такое реальность? Забудь все человеческие выдумки о мире. Что есть правда о мире?» Было сложно расти геем в гомофобном обществе, но, я думаю, это сделало меня намного лучшим ученым. 

Опубликовано в седьмом номере журнала Forbes (январь-февраль 2021)