Прошлой осенью Россия решила променять будущие доходы от продажи газа на возможность максимально наказать всех, кто посмел пользоваться спотовым рынком. В Украине ущерб от враждебных действий страны-агрессора может помножиться на антирыночную реакцию правительства
Як мотивувати команду не збавляти темп у надскладних умовах? Дізнайтесь 25 квітня на форумі «Надлюди» від Forbes. Купуйте квиток за посиланням!
Одно из главных преимуществ рыночной экономики перед плановой – в ее гибкости и способности адекватно реагировать на изменения относительных цен.
Коллективный разум участников рынка – производителей, торговцев и потребителей – вырабатывает ответы, близкие к оптимальным. Полисимейкерам остается только проанализировать эти ответы и компенсировать проблемы, для которых естественные механизмы решения работают недостаточно эффективно. Например, когда дело касается людей, которые не могут сами заработать или попали в беду.
Экстремально дорогой газ повышает затраты на всех этапах производственного цикла, особенно в энергоемких производствах. Если все пользователи в равных условиях, то следует ожидать, что они в той или иной мере синхронно поднимут цены на продукцию пропорционально росту затрат.
При этом на этапе производства выиграют те, кто инвестировал в энергосберегающие технологии или может предложить менее энергоемкий товар-заменитель.
Потребители тоже постараются переключиться на менее энергоемкие товары или услуги, а торговля передаст этот сигнал производителям. Ее роль здесь практически нейтральная, разве что за отопление залов приходится платить больше, и это тоже сказывается на ценах, при которых выгодно работать.
Цена на рынке – это то, что готов платить потребитель. Но если на конкурентном рынке всем производителям приходится закладывать в цену возросшие затраты, иначе становится невыгодно работать, то трагедии не происходит.
Спрос и предложение все равно встречаются, просто в другом месте, где эти затраты делятся между потребителями и производителями в определенной пропорции. Причем сокращение спроса происходит за счет неконкурентоспособных производителей – кому-то из них может не остаться места на рынке вообще. Это нормально, всегда есть кому это место занять.
Если речь идет о товарах и услугах «первой необходимости», то есть тех, у которых невысокая эластичность спроса, производитель страдает меньше, а основной груз ложится на потребителей. Среди них есть и «социально уязвимые», которые и без того едва сводят концы с концами и не могут ничего заработать дополнительно.
Вот на этом месте рациональные рыночные отношения заканчиваются и вступает в силу человеческая солидарность. Мы в ХХІ веке, считаем, что человек рождается с правом на жизнь, и даже тот, кто не работает или чей труд общество не ценит достаточно высоко, должен иметь возможность физиологически полноценно питаться.
Согласно этой теории (многократно подтвержденной на практике) реакция «правительства здорового человека» на рост цен вследствие внешнего шока – это увеличение адресной поддержки малоимущих, особенно тех, кто живет на пенсию или пособие.
Лучше всего это делать не полноценными деньгами, а специальными суррогатами вроде американских «продовольственных талонов» (food stamps). И сделать это в специальных магазинах, где можно купить только «базовые» продукты, зато в достаточном для физиологически полноценного питания количестве. При этом не искажающую рынок поддержку получают и производители таких продуктов.
Не нужно путать продовольственные талоны с карточками конца 1980-х: ни о каком рационировании потребления речь не идет, никаких «1 кг сахара в месяц» для всех – только о дополнительной поддержке малоимущих.
Судя по всему, украинские чиновники учились у «профессоров советской школы», для которых интересы производителей, причем именно тех, которые есть сегодня, на первом месте. Потом с большим отрывом идут потребители, с которыми тоже приходится считаться, а то взбунтуются. А решать проблемы тех и других лучше всего за счет «спекулянтов», которые сами ничего не производят, а только торгуют. Ну, и делать все это нужно в ручном режиме, ведь рынок, по их глубокому убеждению, не работает. Хорошо зная своих визави из кабинетов на Грушевского, производители тоже ведут себя соответственно – и отсеиваются не столько те, кто не умеет угодить потребителю, сколько те, кто не умеет или не хочет просить у чиновников.
Зачем пытаться выживать в честной конкуренции при изменившихся условиях, если можно объявить забастовку: остановить производство и потребовать от правительства льготных цен на газ?
В правительстве дали понять, что готовы идти навстречу, нужно лишь немного подогреть ситуацию на публику, чтобы договор с картелем производителей выглядел оправданным. Но даже получив желаемый доступ к газу «собственной добычи», производители все же подняли цены. А правительство, чтобы не портить статистику по индексу потребительских цен, ограничило торговую наценку на избранные продукты, как будто это торговля виновата в росте цен.
Последствия
Существует единственно возможное оправдание для ограничения торговой наценки: монополия или картельный сговор на рынке розничных продаж. В ЕС это не такой уж редкий случай, и именно поэтому там есть законы «о внутренней торговле».
В Украине картелизировать розницу пока не удалось благодаря ФОП на упрощенной системе, которые составляют серьезную конкуренцию торговым сетям, хотя и потихоньку проигрывают ее с ростом среднего класса и совершенствованием технологий. Принудительная фискализация, пролоббированная как раз этими сетями, может существенно ускорить процесс, так что и Украине придется следовать худшим практикам ЕС.
Но пока этого не произошло, зачем ограничивать наценку? Ажиотажного спроса тоже нет, а если бы и был – его нужно гасить товарными интервенциями. Зачем делать крайней торговлю в ситуации, в которой она никак не виновата и не может помочь с реальными решениями проблемы? Это можно объяснить разве что рефлексом «борьбы со спекулянтами», корнями уходящим в совок.
Последствия таких рефлекторных судорог бывают плачевными и обратными желаемым. Товары, которыми из-за регуляций невыгодно торговать, скорее всего, станут менее доступными, исчезнут с полок многих магазинов.
Выделение квоты «газа собственной добычи» для отличившихся предприятий лучше прямой ценовой дотации, но это все равно означает, что другим его достанется меньше и стоить он будет дороже. То есть, пострадают потребители и налогоплательщики, за счет которых выплачиваются субсидии на коммунальные услуги.
Список промышленных предприятий, получивших доступ к дешевому газу, вероятно, станет предметом торга, и создаст барьер для всех новичков, которые попытаются производить «товары первой необходимости». Все эти регуляции потребуют проверок, соответственно, расширения штатов проверяющих и принесут новые коррупционные возможности. И всё это усугубит проблемы, созданные ценовым шоком, просто размажет их более ровным слоем.
Вдобавок подобные меры обычно имеют «эффект ниппеля»: их легко ввести, но трудно откатить обратно. Потому что нет ничего более постоянного, чем временные регуляции, которые кому-то выгодны. В этом случае скачок цен, скорее всего, временный, поскольку в основе лежат не объективные рыночные закономерности, а только политический фактор.
Даже если «Газпром» продолжит бойкот спотового рынка ЕС, экстремальная цена привлечет других поставщиков, которые заполнят его долю, и импортный газ в Украине перестанет быть предметом роскоши. Как тогда вернуть статус-кво на газовом рынке – ведь производители будут громко кричать и опять шантажировать? Да и ограничение наценок не так просто отменить – «это же может привести к росту цен на самое необходимое»
Протекционизм отечественного автопрома тоже вводился временно, на пять лет, а продолжается уже четверть века. При том, что каждый год это стоит экономике по $1,5 млрд, что вполне сравнимо с транзитом газа. Ущерб от антирыночной реакции правительства на скачок газовых цен еще предстоит оценить, и он тоже окажется немалым.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
