В 2018 году венчурные капиталисты Стив Джурветсон и Марианна Саенко основали фонд Future Ventures, специализирующийся на инвестициях в прорывные технологии. Одними из первых партнеры вложились в проекты Илона Маска SpaceX, Boring Company, Neuralink, а также стартапы, синтезирующие искусственное мясо и строящие термоядерный реактор. Размер фонда – $200 млн
⚡️Даруємо 700 грн знижки на річну підписку на сайт Forbes. Діє з промокодом 700 до 28.04 Оформлюйте зараз за цим посиланням
Сооснователь фонда DFJ Джурветсон не новичок в венчурных инвестициях – он пять раз попадал в список лучших венчурных капиталистов Forbes Midas List. Меньше известно об уроженке Львова, Саенко. В 1991 году трехлетняя Марианна вместе с родителями покинула Украину. Транзитом через Швецию семья Саенко осела в США. Жизнь на две культуры: дома – советско-украинскую, в школе – американскую, сильно повлияла на восприятие мира, – говорит Саенко.
Родители-инженеры – не хотели, чтобы дочка пошла по их стопам, но воспитали в ней интерес к устройству мира. Марианна получила магистерскую степень в университете Карнеги-Меллона по специальности материаловедение и инженерия. После работы инженером-исследователем в Cabot Corporation и аналитической компании Lux Research, Саенко остановилась на венчурных инвестициях. За последние пять лет она поработала в трех ведущих фондах Кремниевой долины: Airbus Ventures, DFJ и Khosla Ventures.
Forbes публикует сокращенную и отредактированную для ясности версию разговора.
Вы работали в четырех инвестфондах: корпоративном и трех традиционных венчурных. Как отличались их подходы?
Я попала в Airbus Ventures, благодаря сильному бэкграунду в робототехнике и любви к космосу. В бизнесе Airbus много направлений: авиалайнеры, оборонная продукция, космос – фокус на аэрокосмической тематике.
В какой момент я начала задаваться глобальными вопросами: население планеты вырастет до 10 млрд людей, как всех накормить? На это можно взглянуть и через призму Airbus – как мы доставим всю эту еду? Но это достаточно ограниченный взгляд. С одной стороны корпоративный фонд дает тебе фокус, с другой – сужает перспективу. Когда я перешла в фонд DFJ, возможности сперва ошеломили: никаких ограничений. Это главное различие между корпоративным и традиционным венчурным фондом.
У институциональных венчурных капиталистов больше гибкости, легкости, скорости. Последнее слово – за партнерами. В корпоративном фонде нужно убеждать людей, у которых другая работа и приоритеты, что ты делаешь нечто важное для них и компании.
В Future Ventures вы делаете долгосрочные инвестиции в необычные стартапы. В чем ваша философия?
Мы инвестируем в технологии на острие, которые раньше никто не видел, которые сделают мир лучше, не эксплуатируя человеческие слабости. На седьмом-восьмом году портфельные компании только начинают показывать результаты. Поэтому наш 15-летний цикл жизни фонда против стандартного 10-летнего, позволяет нам не переживать о том, как закрыть фонд и получить прибыль.
Хотя мы инвестируем в долгосрочные проекты, верим, что они должны быть экономически жизнеспособны весь период существования. Мы не вкладывает в фундаментальную науку. Не пытаемся сломать основные принципы физики. Если проблема скорее инженерная, а не фундаментально-научная, и мы верим, что она решаема, тогда мы включаемся на раннем этапе и поддерживаем предпринимателей долгосрочно.
Стив за всю карьеру не продал ни одной акции компании, в которую инвестировал. Я надеюсь сделать тоже самое. Мы здесь не для того, чтобы быстро сделать мультипликатор на вложенный капитал. Мы стремимся делать свою работу, чтобы направить человечество к более устойчивому будущему.
Многие инвесторы хотят вкладывать в долгосрочные проекты, которые перевернут индустрии. Но большинство ограничены сроком работы фонда и желанием Limited Partners (LP) получить прибыль. Благодаря чему вы можете себе позволить такой подход?
Я осознаю, что мы в привилегированной позиции, но это был осознанный выбор. Предлагаю бороться с идеей, что капиталистическая система, оптимизированная на быстрый возврат инвестиций, ограничивает развитие. Найдите других инвесторов. В мире много невероятных людей, которые смотрят на вещи долгосрочно.
Мы привлекли в фонд CEO технологических компаний, семейные офисы. Они понимают вызовы, ограничения, сроки и заботятся именно о долгосрочном позитивном влиянии, которое могут принести их ресурсы человечеству. Такая стратегия позволяет добиваться на порядки лучших результатов.
Мы инвестируем в технологии на острие, которые раньше никто не видел, которые сделают мир лучше, не эксплуатируя человеческие слабости
Сколько у вас LP?
Больше сотни при размере фонда в $200 млн. У нас нет проблем с коммуникацией. Мы можем позвонить любому инвестору и попросить совета. Многие из них напрямую вкладывают в наши портфельные компании в последующих раундах.
Учитывая, что вас всего двое, как вы вовлекаетесь в работу стартапов? Берете ли места в совете директоров?
Мы берем места в совете директоров в 30-50% стартапов. Участвуем в советах, насколько необходимо.
Все стартапы требуют разного вовлечения. Пару портфельных компаний за последний месяц привлекали средства и получили от меня большую часть внимания. Когда сделка закрылась, я остаюсь на связи, но общаюсь с ними реже двух раз в неделю.
У нас должен быть определенный процент компании, чтобы оправдать такую трату времени. Если чек небольшой или наша доля в единицах процентов, то откажемся. Если у нас есть со-инвестор, можем отдать место в совете директоров ему.
- Категория
- Рейтинги
- Дата
Как Future Ventures находит компании?
Мы инвестируем в стартапы, где чувствуем тесную связь между культурой и подходами команды основателей. Компании и технологии меняют курс, а люди остаются вместе.
У нас очень любопытные умы. Стив и я постоянно читаем, думаем, ходим на конференции, и пытаемся понять, какие мировые проблемы самые большие. Какие могут быть технологические решения? Надо быть осторожным, чтобы не слишком ограничить проблему. Если начинаешь искать конкретное решение, его и найдешь.
Хотим оставаться открытыми, чтобы нам презентовали проекты не похожие на остальные. Поэтому пытаемся держать руку на пульсе в том, что касается наиболее серьезных мировых проблем вроде климатических технологий, глобального потепления.
Можете назвать примеры бизнесов, которые решают глобальные проблемы?
Мы инвестировали в компанию, которая занимается производством «зеленого» аммиака. Это одно из основных удобрений. На производство аммиака приходится 1% мировых выбросов СО2. Если удастся найти более эффективный способ его производства, чем классический процесс Габера-Боша, это будет иметь огромный эффект.
Идея родилась из размышлений о химической индустрии: какие наиболее грязные химикаты используют люди? Мы смотрели на нишу «зеленого» водорода, увидели, что в ней много всего происходит, а затем углубились в ряд сегментов.
Мы инвестируем до хайпа. Вкладывать в проблемы, про которые никто другой не думает – часть нашей стратегии
Еще один пример – углеродные кредиты, которые становятся основой будущих климатических технологий. Происхождение кредитов очень сложно подтвердить. Поэтому мы инвестировали в Earth Shot. Она повышает доверие к землевладельцам, которые хотят участвовать в экономике углеродных кредитов.
Стив 25 лет ищет стартап для инвестиций в сфере ядерной энергетики. Поэтому мы разбираемся в традиционных реакторах, основанных на делении ядер, и термоядерных установках, понимаем регулирование. В 2019 году мы наконец вложили в Commonwealth Fusion – стартап из MIT, который разрабатывает термоядерный реактор.
Термоядерный синтез – чисто инженерная проблема?
Мы надеемся, что да. Commonwealth Fusion использует традиционный подходод с токамаками, но создали новый, самый сильный в мире электромагнит. Его успешно испытали в сентябре. Сообщество ядерных физиков видело результаты. На их основе написанно семь научных статей, которые прошли рецензинзирование. По сути, они говорят: если удастся построить такой магнит, то можно построить и термоядерный реактор, который производит больше энергии, чем потребляет. Это будет историческое событие. Полностью ли сняты все риски? Нет. Стала ли технология намного ближе к успеху, чем когда-либо? Наверняка.
Что вы ищите в предпринимателях?
Главная черта – уникальная квалификация в своей работе. Я имею в виду, что нечто в их жизни, образовании дает уникальную перспективу на отрасль, где они строят компанию.
Люди обычно не думают, что можно иметь глубокую личную связь со строительной индустрией. Доктор Рене Моркос, СЕО портфельной компании Alice Technologies, рос в Ливане и пережил гражданскую войну. Затем в 20 он поехал жить в Афганистан и работал над строительными проектами. Он увидел, как часть страны разрываемой на куски пытается отстроить себя. Из-за отсутствия инфраструктуры вроде школ и больниц, люди не могли покрывать базовые нужды. Он получил докторскую степень по управлению строительством в Стэнфорде и основал компанию, которая должна сделать индустрию более эффективной. Потому что в западном мире мы можем позволить себе неэффективность в строительстве, но для развивающихся наций это неприемлемо – страдают люди.
Если же предприниматель хочет заработать на незакрытой нише на рынке, хотя у него нет связей и интереса к этому сегменту, мы отказываем. Технологические стартапы – эмоционально очень сложно строить. Если команда основателей не мотивирована глубокой миссией, то в сложные времена им будет трудно двигаться вперед. Они больше мотивированы принять первое предложение о покупке.
Как вы отделяете компании, которые создаются на хайпе, от тех, которые реально меняют мир? К примеру, много компаний пытаются создать искусственное мясо, но может решение не в мясе, а каком другом продукте для получения протеина?
Мы инвестируем до хайпа. Стив вложил в Upside Foods (ранее Memphis Meats), которая выращивает мясо из животных клеток, еще в рамках DFJ в 2017 году. Тогда тема не была так популярна. Вкладывать в проблемы, про которые никто другой не думает, – часть нашей стратегии.
Мы инвестировали в BeeFlow, которая повышает иммунитет пчел, потому что их массовая гибель – глобальная проблема. В этом сегменте немного компаний и еще меньше инвесторов. Мы выписали второй по величине чек в раунде А и надеемся, что к моменту, когда больше людей обратят внимание на этот рынок, мы будем инвесторами в одну из сильнейших компаний. Наше видение – всегда смотреть за горизонт.
В одном из интервью ваш партнер Стив Джурветсон говорил, что после инвестиции в SpaceX, вы больше не рассматриваете космические стартапы?
Не совсем. Да, SpaceX – единственная аэрокосмическая компания, в которую инвестировал Future Ventures. Это оказалось отличной ставкой. Когда вкладываешь в компанию-лидера, начинаешь с ней сравнивать другие. Мы рассматривали стартапы, но не инвестировали.
Этот рынок полон компаний, которые большей частью повторяют одну и ту же бизнес идею. Мы получили больше 100 питчей от стартапов, разрабатывающих легкие ракеты. Даже если космос и малые спутники станут гораздо большим бизнесом, трудно представить как рынок сможет переварить 100 ракетных компаний. Особенно, если все бизнес-планы предполагают гораздо большую стоимость вывода килограмма на орбиту чем у SpaceX. Нужно также учесть, что как инвесторы в лидера рынка, мы понимаем, что благодаря Starship затраты упадут еще ниже.
Почему не инвестируете в орбитальные сервисы?
В большинстве случаев, когда мы погружались в такие компании, видели, что бизнес-модели не работают в течение многих лет. Хотя мы инвестируем в передовые технологии, мы сперва убеждаемся, что у компаний есть работающий бизнес, который не будет полагаться на добрую волю венчурных капиталистов десятки лет. Люди будут добывать полезные ископаемые на астероидах в будущем, но трудно представить, как такие компании смогут быть жизнеспособными в ближайшие 5-10 лет.
Но объем инвестиций в космические компании стабильно растет последние 20 лет. Все отчеты инвестбанкиров утверждают, что космическая экономика достигнет $1 трлн к 2040 году.
Утверждать, что впереди огромный рост – в интересах инвестбанкиров. Если взглянуть на инвестиции в отрасль сегодня, то ситуация не такая вдохновляющая в долгосрочной перспективе.
В третьем квартале 2021 венчурные инвесторы вложили $3,9 млрд, из которых на шесть SPAC припало $1,2 млрд. Более миллиарда в космические компании, выходящие на биржу – звучит здорово. Но если копнуть в SPAC поглубже, то окажется, что их инвесторы имеют права обратного выкупа – возможность продать свои акции SPAC-компании. В двух сделках из шести инвесторы вернули более 90% акций после IPO.
В космической индустрии очень много компаний, которые требуют огромных инвестиции, чтобы через много лет заработать незначительные деньги. Отличие SpaceX в том, что у них был заказчик — NASA
Большая часть инвесторов, которые участвуют в сделках, хотят быстро заработать, пока никто не заметил, что бизнес-модель не работает. Меня это пугает. Мы говорим об инвесторах, которые понимают циклы хайпа вокруг технологических компаний, и катаются на волнах возбужденного интереса, которые отчасти формирует SpaceX.
То есть, вы не видели компаний, чьи бизнес-модели в космосе сработают в течении 5–10 лет?
Все говорят, что у них сработает. Давайте вспомним Iridium, который прошел через банкротство в начале 2000-х, прежде чем стал успешным. Тоже может произойти и с теперешними стартапами. Представьте, что вам как инвестору нужно списать ваши инвестиции, возможно даже дважды, прежде чем портфельная компания построит прибыльный бизнес.
В космической индустрии сейчас очень много компаний, которые требуют огромных инвестиции, чтобы через много лет заработать незначительные деньги.
Отличие SpaceX и некоторых других в том, что у них был первичный заказчик. NASA сказала: вы нужны нам для запуска. Мы ищем компании, в которых есть срочная потребность клиентов и это поможет снизить часть немедленных финансовых потерь.
Когда ситуация изменится?
Надеюсь, обвала не будет, а будет постепенный переход с хайпа к работающему бизнесу. Людям стоит отодвинуть ожидания успешных космических бизнесов на несколько лет вперед.
Что должно изменится? С точки зрения спутников, нужно понять, как убедить страховые компании быть более восприимчивыми к новым технологиям. С точки зрения радиочастот, мы все еще наблюдаем гонку за тем, кто отхватит больше радиоспектра. Что с ним делать, разбираются пост-фактум.
Мир сильно изменится, когда Starlink выведет в онлайн миллиарды людей в сельской местности. Повлияет и падение стоимости запусков – возможность выводить больше полезного груза на орбиту.
Космос – нечто общее. Вдохновляет то, что он все больше стает глобальной инициативой, а не геополитической игрой. Одно из условий развития – понимание того, как человечество разделит ресурсы вроде орбит и будет развивать технологии. Пока космос сводился прежде всего к оборонному применению.
Насколько вы уверены, что бизнес-модель Starlink сработает, а не повторит судьбу Iridium?
SpaceX использует свою ракету. Возможности спутников выросли, а их стоимость – упала. Благодаря комбинация факторов такая бизнес-модель впервые может сработать.
Космический туризм – бизнес или развлечение?
В ближайшем будущем – развлечение. Хотя в течении десятилетий он станет доступней все более широкому кругу людей. Взглянут сверху на планету, где осталось все, что ты любишь и ненавидишь, – очень трансформирующий опыт.
Как Украине использовать советское наследие, чтобы получить кусок пирога космической экономики?
Надеюсь, что SpaceX, как группа людей, которая решила изменить мир, вдохновляет украинцев. Потому что в Украине есть такие же таланты и возможность решать инженерные проблемы на глобальном уровне. Нужно несколько умных волевых людей, которые захотят что-то создать, и у которых есть уникальная возможность и знания сделать это.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
