Как Роберт Нельсен с Arch Venture Partners начал Resilience, чтобы осуществить трансформацию производства вакцин и лекарств
Сейчас все сводится к вакцинам от Pfizer и Moderna. Пока выход однократной вакцины от Johnson & Johnson поставлен на паузу, игра американцев на опережение с вирусом и его штаммами основывается на стратегии безупречного изготовления сотен миллионов доз новых вакцин на основе mRNA с невероятной скоростью. Предыдущие проблемы с контролем качества на заводе Pfizer в дополнение к фиаско Emergent BioSolutions с вакциной от J&J является красноречивым напоминанием о том, что производить медпрепараты отнюдь не просто.
Роберт Нельсен, топовый инвестор в области биотехнологий по ежегодному «Списку Мидаса лучших венчурных капиталистов» от Forbes считает, что должен быть лучший способ. Когда ряд компаний начали разрабатывать вакцины против COVID-19 прошедшей весной, он волновался из-за того, что производство будет недостаточно быстрым. Такая задержка приведет к смертям, которых можно было бы избежать, и это очень его гневит (его био в Twitter заканчивается «F–k COVID-19»).
А когда Боб Нельсен начинает злиться, он открывает новую компанию. Эта компания — официально National Resilience, а коротко Resilience («Стойкость») – тихо возникла в ноябре на средства в сумме $800 млн от Нельсеновой фирмы Arch Venture Partners, а также от ключевых игроков рынка венчурного капитала и фармацевтических компаний.
«Я начал ее, потому что был разгневан, а не потому, что у меня было какое-то революционное виденье, – говорит Нельсен, которому сейчас 57. – Мне было не под силу смотреть на то, как все медленно тянется. Почему надо так много времени, чтобы завезти маски, разработать схему лечения, изобрести вакцины? Похоже, что организационная работа была на ужасном уровне. Думаю, именно это меня и мотивировало. Большинство моих лучших компаний рождались именно в результате гнева на что-то».
Разработка сложных биотехнологических лекарств очень часто является научным, лабораторным процессом. Компания Resilience, офисы которой находятся в Сан-Диего и Бостоне, планирует индустриализировать эту разработку, добавить больше эффективных, масштабных процессов, которые напоминают изготовление микрочипов. Конкретные детали – это конфиденциальная информация, но Нельсен начал с того, что нанял звездную команду, во главе которой стали Пэт Янг, заместитель председателя совета директоров, и Рагуль Сингхви, гендиректор. Команду поддерживает совет, в который входят Сьюзен Десмонд-Геллманн, экс-гендиректор Gates Foundation, Скотт Готтлиб, бывший уполномоченный FDA (Управление по вопросам пищевых продуктов и медикаментов США), и экс-сенатор Боб Керри.
В Resilience начали с того, что приобрели готовые производственные мощности и компании. В феврале они купили организацию вблизи Торонто. В марте настала очередь крупного завода Sanofi-Genzyme в Бостоне. А затем в апреле они приобрели Alachua, флоридский филиал Ology Bioservices, компанию, которая занимается производством вакцин и имеет контракты с Министерством обороны США. И хотя в Resilience ни слова о том, сколько они заплатили за эти активы, знатоки индустрии утверждают, что стартап покупает организации по дешевке – цена часто в два раза превышает доходы компании. Если так, то это означает, что боссы Resilience пока потратили примерно $250 млн на эти приобретения.
Они также строят две мощности с нуля – одну в Марлборо, Массачусетс, а другую в Фремонт, Калифорния. Обе будут сосредоточены на генной терапии, клеточной терапии и матричной РНК (мРНК). Ожидается, что компании заработают в 2022 году.
73-летний Янг, легенда биотехнологического производства, предсказывает, что Resilience до конца года сможет заработать $500 млн. Значительное количество этих доходов поступит от текущих контрактов, которые получила компания, но их амбиции значительно превышают существующие доходы.
«Сейчас мы имеем дело с технологиями 1950-х – и это в лучшем случае», – рассказывает Нельсен. То, что производят в Resilience, он сравнивает с тем, что делают Taiwan Semiconductor, Intel и производитель айфонов Foxconn – все компании с десятками миллиардов доходов и операциями по всему миру. «Нам надо все сделать более систематичным, более децентрализованным и более предсказуемым, – объясняет он. – Это будущее американского производства».
Вероятность того, что лекарства получат одобрение FDA, колеблется в пределах 10–15%. А поэтому нет смысла разворачивать масштабное производство препарата, когда он все еще на стадии клинических испытаний. «Мы хронически мало инвестируем в производство, и нет стимула инвестировать в него на ранних этапах разработки», – объясняет Янг. А Нельсен добавляет: «Фармацевтические компании считают это затратами с высоким риском, у биотехнологических компаний нет на это денег, а университеты не знают, как это делать».
Традиционный подход к налаживанию производства после успешной второй фазы клинических испытаний подходил для препаратов, которые изготавливают из простых молекул, но нынешние формулы значительно сложнее. К тому же многие более новые препараты, среди которых и те, что предназначены для лечения рака, и вакцины против COVID-19, имеют короткий срок клинических испытаний. «Нет времени на то, чтобы производители «догоняли» продукт и мы могли запустить новинку с помощью процессов в лабораторных масштабах», – говорит Янг.
Спешка понятна, так как на кону человеческие жизни, но это создаст проблемы в долгосрочной перспективе. «Как только продукт запущен, процесс становится, по сути, неизменяемым, – рассказывает Янг. – Очень сложно изменить процессы производства после одобрения».
Впервые о запуске биотехнологического производства следующего поколения Нельсен заговорил с Янгом в феврале 2020-го на заседании совета директоров Sana Biotechnology. Это еще одна из компаний Нельсена, которая специализируется на клеточной и генной терапии. Янг, работавший на заводах Merck и Genentech прежде чем стать исполнительным вице-президентом Roche, в которой управлял 21 локацией и около 15 000 работников, сразу принял предложение.
Очень скоро Янг привел Сингхви, 56-летнего инженера, с которым он работал в Merck. Сингхви вырос в семье врачей в Джайпуре, Индия, а позже окончил докторантуру по химической инженерии в MIT. В Merck он сосредоточился на производстве вакцин, что было наименее привлекательной для индустрии сферой того времени. «Это были недра фармакологической индустрии, – вспоминает он. – Никто не обращал внимания на вакцины, но их производство было важным, потому что это бизнес с низкой маржей. Это одна из составляющих фармакологического бизнеса, где производство имеет значение».
Приобретение Ology Bioservices показывает, какие именно организации стремится покупать Resilience. Янг говорит, что компания «маялась от недостатка капитала» и инвестиция в нее не только увеличит их доходы, а и привлечет внимание к производству препаратов с высокой маржей как таковых, что содержат вирусные векторы и мРНК. Кроме того, в Resilience сейчас работают над другими потенциальными сделками, среди которых покупка долей дочерних отделений биотехнологических и фармацевтических компаний и совместные предприятия с учебными заведениями, занимающимися разработкой и испытанием препаратов.
В долгосрочной перспективе Resilience планирует использовать передовые технологии, чтобы увеличивать производительность во много раз, например, применять новые техники, чтобы создавать вирусные векторы, носители, которые доставляют в клетки генетический материал. «Дело не только в производственных мощностях, но и в совершенствовании продуктов, – говорит Сингхви. – Это быстрее, дешевле, лучше. Клиенты обращаются к нам, потому что знают, что у нас лучшие рецепты; а то, что мы можем взять эти рецепты и применить на своем заводе, – это второстепенно».
Одним из примеров того, как новые технологии могут усовершенствовать биотехнологическое производство, Нельсен называет инновации, которые вышли из университетов и маленьких стартапов, например создание мРНК на полупроводниках. «В основе следующих поколений технологий в нашем видении будут чипы, а не носители из нержавеющей стали. На чипе можно собрать комплекс клеток. Это не научная фантастика, а абсолютный компьютерный контроль. У нас новые сенсоры, и мы будем использовать лазеры, оптические инструменты, чтобы изменять клетку и манипулировать ею. Мы войдем в пространство наночастиц и будем работать с каждой клеткой по отдельности, а не возиться с ведрами различных реагентов», – рассказывает Янг. Будущее создания лекарств на чипах кажется научной фантастикой, но оно может стать нашей реальностью менее чем через три года, предсказывает он.
Янг считает, что если бы компания Resilience существовала год назад, то многих проблем с масштабным производством вакцин против COVID-19 можно было бы избежать. «Мы сделали бы это быстрее и в больших масштабах, – уверен он. – С первого дня мы могли бы доставить миллиард доз по всему миру».
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.