Первый президент Украины Леонид Кравчук – один из тех, чья подпись стоит под документом, в котором объявлено о прекращении существования СССР. Этот документ появился во многом благодаря украинскому политику. Как и почему это происходило, рассказано в книге историка Сергея Плохия «Последняя империя. Упадок и крушение Советского Союза». С разрешения автора мы публикуем отрывок из нее
В этом отрывке идет речь о встрече в Беловежской пуще, которая проходила на госдаче Вискули. И о том, как благодаря аппаратному опыту, приобретенному за годы работы в коммунистической партии, Кравчук сумел переиграть Бориса Ельцина и его помощников. Те не собирались разваливать Союз.
Трехсторонний славянский саммит начался вечером 7 декабря 1991 года ужином для трех делегаций. Ельцин к ужину опоздал, заставив других ждать. Когда он присоединился к общей группе, то обнаружил, что сидит напротив Кравчука, и двое сразу же начали диалог, отведя другим участникам, даже лидерам Белоруссии, роль пассивных свидетелей переговорного процесса. Их общение длилось более часа. Участие других ограничивалось лишь единичными замечаниями или попытками повлиять на тон разговора, произнося тосты за дружбу трех восточнославянских народов.
Ельцин начал с того, что выполнил обещание, которое дал Горбачеву несколькими днями раньше, когда информировал советского президента о предстоящей встрече с украинским и белорусским лидерами. Он положил на стол текст Союзного договора, согласованный с Горбачевым и лидерами республик в Ново-Огарево за несколько недель до того, и от имени советского президента пригласил Кравчука его подписать.
Ельцин добавил, что сам подпишет его сразу после Кравчука. «Помню, Кравчук криво усмехнулся, выслушав эту преамбулу», – отметил белорусский министр иностранных дел Петр Кравченко, впоследствии записывая свои наблюдения. Соглашение, предложенное Горбачевым и привезенное в Вискули Ельциным, обещало Украине право скорректировать текст договора, но только после его подписания. Это была ловушка, даже если бы Кравчук был готов присоединиться к Союзу на своих условиях. Но он не был. Горбачев не предложил ничего нового, а Ельцин не привез в Беловежскую пущу ничего другого, кроме горбачевского договора. Кравчук ответил отказом.
После этого он достал свое главное переговорное оружие. Чтобы перехватить инициативу, Кравчук представил Ельцину и Шушкевичу результаты украинского референдума. «Я и не ожидал, – вспоминал он позже, – что россияне и белорусы будут настолько поражены результатами голосования, особенно в традиционно русскоязычных регионах – в Крыму, на юге и востоке Украины. То, что подавляющее большинство неукраинцев (а их количество в республике составляло 14 миллионов) настолько активно поддержало политический суверенитет, оказалось для них настоящим открытием».
По словам Кравчука, Ельцин был особенно поражен.
– Что, и Донбасс проголосовал «за»? – спросил он.
– Да, – ответил Кравчук, – нет ни одного региона, где было бы меньше половины голосов. Ситуация, как вы видите, изменилась существенно. Надо искать другое решение.
Тогда Ельцин взял другую тактику, ссылаясь на общую историю, традиции дружбы и экономические связи, объединяющие Россию с Украиной. У Петра Кравченко создалось впечатление, что российский президент был искренним в своей попытке спасти то, что оставалось от Союза. «Но Кравчук был непреклонен, – вспоминал Кравченко. – Улыбаясь и спокойно он парировал доводы и предложения Ельцина. Кравчук не хотел ничего подписывать! Его аргументация была предельно простой. Он говорил, что Украина на референдуме уже определила свой путь, и этот путь – независимость.
Советского Союза больше нет, а создавать какие-либо новые союзы ему не позволит парламент. Но Украине эти союзы и не нужны, украинцы не хотят идти из одного ига в другое».
Геннадий Бурбулис, правая рука Ельцина, также считал, что это Кравчук похоронил идею нового Союза. «Здесь действительно самым настойчивым, упрямым в отрицании Союза был Кравчук, – вспоминал он позже. – Убедить его в необходимости даже минимальной интеграции было очень сложно. Хоть он и умный человек, но чувствовал себя связанным результатами референдума».
И Кравчук в сотый раз объяснял нам, что для Украины нет проблемы Союзного договора – его просто не существует, и никакая интеграция невозможна. Это исключено: любой союз, обновленный, с центром, без центра». Обсуждение зашло в тупик. Юридический советник Ельцина Сергей Шахрай позже вспоминал, что представители Руха в украинской делегации ворчали: «Нам здесь вообще нечего делать! Едем в Киев». По другой версии, Кравчук якобы сказал Ельцину:
– И кем вы вернетесь в Россию? Я вернусь в Украину как избранный народом президент, а вы в какой роли – как и раньше, в роли подчиненного Горбачева?
Они это сделали. Еще одно фото из исторической встречи в Беловежской пуще.
Кравчук считал, что поворотный момент был достигнут, когда в ответ на его отказ подписать Союзный договор Ельцин заявил, что без Украины он его тоже не подпишет. В это время они начали искать новую форму образования вместо Советского Союза. Петр Кравченко приписывал изменение курса обсуждения украинскому премьер-министру Витольду Фокину. Тот не мог прямо противоречить Кравчуку, но нашел другой способ высказать свое мнение. Кравченко вспоминал: «Фокин, постоянно цитируя Киплинга, стал говорить о чувстве крови, о единстве братских народов, о том, что у нас один корень. Делал он это очень корректно, в форме мягких реплик и тостов. А когда Кравчук встал и начал спорить, Фокин привел экономические аргументы». Только тогда Леонид Макарович якобы сказал:
– Ну, если большинство за договор… подумаем, каким должно быть это новое образование. Может быть, действительно не стоит нам далеко разбегаться.
Разговор за столом перешел в более конструктивную фазу. Ельцин настаивал, что встреча должна породить нечто большее, чем разговоры. Российский президент предложил, чтобы эксперты подготовили проект договора между тремя славянскими республиками, который лидеры подпишут на следующий день. Все согласились. Вячеслав Кебич позже вспоминал, что Ельцин спросил Сергея Шахрая и Андрея Козырева, готово ли у них все. Они ответили, что у них есть лишь очень предварительные проекты. Он приказал молодым реформаторам собраться с белорусами и украинцами и подготовить новый договор. Когда эксперты вышли, Ельцин выпустил свой гнев на Горбачева, который, по словам российского президента, потерял кредит доверия и дома, и за рубежом, заставляя западных лидеров беспокоиться по поводу неконтролируемого распада Советского Союза и опасности распространения ядерного оружия.
По словам Кебича, Ельцин сказал собранию:
– Горбачева нужно сместить. Хватит! Нацаревался!
Для белорусов результат встречи оказался полным шоком. Они готовили заявление с намерением предупредить Горбачева: если он не пойдет на уступки республикам, страна развалится. В крайнем случае, они обдумывали возможность создания более свободного Союза… Но избавиться от Союза вообще? Такого поворота событий никто в белорусском руководстве не ожидал. «После ужина почти вся белорусская делегация собралась в домике Кебича, не было только Шушкевича, – вспоминал один из телохранителей Кебича Михаил Бабич. – Стали говорить о том, что Украина не хочет оставаться в составе СССР, и нам нужно думать о том, как быть дальше, как сблизиться с Россией». Похоже, что стратегическое решение было принято на месте: Белоруссия пойдет за Россией в новый Союз или выйдет из тогдашнего. После этого белорусы пригласили членов обеих делегаций расслабиться в бане. Украинцы приглашение отклонили, а вот большинство российской делегации, в частности Гайдар, Козырев и Шахрай, приняли.
Российско-белорусские связи еще окрепли, когда молодые реформаторы компании Петра Кравченко и других белорусских экспертов после бани собрались в коттедже Гайдара, чтобы поработать над текстом договора. Украинцы не пришли, но их позиция была очевидна, и игнорировать ее было нельзя. Она была учтена даже в предложенном названии документа: «Соглашение о создании Содружества Демократических Государств». Союз исчезал, возникало Содружество. За ужином украинцы особенно настаивали на изъятии слова «Союз». «Кравчук даже попросил запретить это слово, – вспоминал Геннадий Бурбулис. – То есть оно должно было быть вычеркнуто из лексики, из сознания, из переживаний. Союза нет, а значит, и Союзного договора нет». Слово «Содружество», с другой стороны, не имело негативных коннотаций, а фактически имело положительные.
[…]
Согласовав название документа, эксперты не знали, с чего начать. Ситуацию спас Гайдар, представив проект российско-белорусского соглашения: российская делегация привезла его для двусторонних переговоров с белорусами в Минске. «Гайдар взял свой текст, – вспоминал Кравченко, – и стал его с нашей помощью редактировать, превращая из двустороннего в многосторонний. Эта работа заняла немало времени и длилась примерно до пяти утра». Гайдар написал весь текст от руки: в резиденции не оказалось ни машинок, ни принтеров. В пять утра охранники поехали искать то и другое и не возвращались несколько часов.
[…]
Новый раунд переговоров стартовал утром 8 декабря, после завтрака, который был отмечен довольно забавным проявлением российско-белорусской дружбы. Ельцин подарил Шушкевичу часы в знак благодарности за то, что он назвал «поддержкой российского президента». Накануне вечером он чуть не упал с лестницы после ужина, но Шушкевич в последний момент его поддержал. Перед завтраком российские и белорусские эксперты показали проект договора, над которым они работали всю ночь, своим хорошо отдохнувшим украинским коллегам. Те одобрили проект с одной оговоркой – содружество должно быть «независимых», а не «демократических» государств. Все согласились: для большинства советских республик полная демократия оставалась мечтой.
После завтрака с «Советским» шампанским трое славянских лидеров собрались в бильярдной комнате, превратившейся в зал переговоров. Формат, выбранный для переговоров, с участием Ельцина и Бурбулиса от России, Шушкевича и Кебича от Белоруссии, Кравчука и Фокина от Украины был благоприятный для украинского президента. Продвинутые помощники Ельцина, в частности Гайдар, Козырев и Шахрай, должны были сидеть в близлежащей комнате вместе с их менее подготовленными украинскими и белорусскими коллегами. Кравчук сразу же взял переговорный процесс под свой контроль, согласившись подготовить новый договор и едва ли не игнорируя проект, подготовленный российско-белорусской командой экспертов минувшей ночью.
«Я взял чистый лист, ручку и сказал, что буду писать, – вспоминал позже Кравчук. – Так мы начали. Сами писали, сами редактировали, без помощников. Если по старому протоколу, то раньше никогда не было, чтобы руководители государств сами писали государственные документы».
Минувшей ночью Кравчук не разрешил своим людям присоединиться к российско-белорусской экспертной рабочей группе. На самом деле он считал, что некого отправить, вспоминая позже: «У меня не было экспертов». Если его премьер-министр Витольд Фокин не хотел похоронить Советский Союз, то его советники из Руха более чем желали это сделать, но не имели достаточного политического опыта и юридической компетенции. Кравчук мог положиться только на свои переговорные навыки и результаты украинского референдума, неприязнь Ельцина к Горбачеву и желание молодых реформаторов делать российскую экономическую реформу как можно скорее.
Во время рабочего ужина он умело разыграл свои карты, самостоятельно выиграл первый раунд переговоров решительным отказом подписать горбачевское соглашение или присоединиться к любому реформированному Союзу. Это заставило Ельцина сменить курс и начать говорить о другом типе договора. Кравчук теперь сумел представить саму идею договора как уступку с его стороны. Разрешить его людям присоединиться к россиянам и белорусам при подготовке проекта договора означало бы связать себя конкретным проектом, стать частью процесса, а он хотел остаться арбитром достигнутых результатов.
У Кравчука были краткие рукописные заметки. Это были старые проекты славянского Союзного договора, подготовленные по их инициативе с Ельциным в начале 1991 года, но отклоненные Горбачевым. Осенью они были пересмотрены экспертами Кравчука в украинском парламенте, и он изучил их минувшей ночью: спать он не ложился до трех.
Его главным оппонентом с российской стороны оказался Бурбулис, который держал собственные заметки в кармане. Имея документ, подготовленный ночью российскими и белорусскими экспертами, перед глазами рукописные заметки за кадром, главные действующие лица начали обсуждать его текст статья за статьей. Член украинской делегации Михаил Голубец, который провел утро 8 декабря в комнате советников, позже вспоминал, что в первые тридцать-сорок минут с бильярдной не слышалось ни звука. Затем, явно чем-то обеспокоенные, для кратких консультаций с экспертами вышли Бурбулис и Фокин. Прошло еще пятнадцать минут, и наконец-то помощники услышали «ура» – главы делегаций согласовали первую статью договора. По инициативе Ельцина они отпраздновали это бокалом шампанского. После этого процесс уже пошел гладко.
Контракт о создании Содружества Независимых Государств состоял из четырнадцати статей. Три лидера договорились создать Содружество и признать территориальную целостность и границы каждой независимой теперь республики. Они заявили о своем желании установить совместный контроль над ядерными арсеналами. Они также заявили о готовности сократить свои вооруженные силы и приложить усилия для полного ядерного разоружения. […]
Три лидера гарантировали выполнение международных договоров и обязательств Советского Союза, одновременно объявляя советские законы недействительными на территории своих государств с момента подписания этого договора. «Деятельность органов бывшего Союза ССР на территориях государств-членов Содружества прекращается», – говорилось в последнем параграфе договора. Это было вполне естественное заключительное заявление для документа, который начинался со слов: «Мы, Республика Беларусь, Российская Федерация (РСФСР), Украина, как государства-учредители Союза ССР, подписавшие Союзный договор 1922 года […] констатируем, что Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращают свое существование».
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
