Трассу Н‑03 прокладывали не для меня. Вообще не для людей, которым нужно куда‑то доехать. Ее проложили, чтобы по ней можно было гнать коров в соседний лесок, гонять на мототелегах и выглядывать из‑за ворот дома на таких, как я, которые наивно пытаются добраться по этой трассе из Киева в Черновцы. Автодорога Н‑03 начинается перед Бердичевом. Я выпрыгиваю на нее и вжимаю пальцы в руль. Фары вырывают из темноты пунктирную кривую разметки, которая исчезает под машиной. Я знаю, что теперь все будет иначе. Дорога будет хотеть сбросить машину с себя, машина будет хотеть пронестись над дорогой. А я изо всех сил буду держать руль, лишь бы всем нам остаться на своих местах.
Купуйте річну передплату на шість журналів Forbes Ukraine за 1259 грн замість 1799 грн. Якщо ви цінуєте якість, глибину та силу реального досвіду, ця передплата саме для вас. В період акції Christmas sale діє знижка 30% 🎁
Я еду уже час и не включаю Фрэнка Синатру, хотя когда машины еще не было, представлял именно это: ночь, трасса, руль и Синатра поет о незнакомцах. Но теперь еду по ночной трассе без музыки. Пиктограмма заправки мигает красным на панели. Бензина остается максимум на 2 км.
Этой «Тойоте» много лет. Бензин в ней всегда заканчивается внезапно. Когда я уходил из компании, то почти ничего не забрал, только ее выкупил. Даже не представляю, как Игорек, мой водитель, удержался не дать мне в морду. У него все было просчитано: «Тойоту» за несколько месяцев должны были списать как лом. Игорек не работает со мной уже семь лет. А бензин продолжает заканчиваться, как будто его кто‑то сливает. У Игорька был гараж на Борщаге, где можно было химичить с машинами по‑всякому – например, заправиться слитым с чьей‑то машины бензином. Сейчас Игорек возит кого‑то другого и кому‑то другому говорит:
- Категория
- Рейтинги
- Дата
– Петрович, да вы что, по городу не ездили? Только успевай заправляться.
А может, наконец ему попался нормальный шеф, который, пока Игорек сливает его бензин, успевает сливать дизтопливо с целого автопарка. И никакого тебе контроля.
Когда я женился на Ксюхе, Игорек шел как свадебный подарок. У нового начальника участка, зятя самого шефа,должна была быть новая «Тойота» с водителем.
– Вот такой пацан!– говорил шеф, тряся у меня перед лицом кулаком с поднятым вверх большим пальцем.
GPS‑трекер я спрятал в машине через неделю наших с Игорьком поездок. Через полгода он показал, что мы еще не доехали даже с Печерска на Окружную, а расход бензина свидетельствовал, что сгоняли в Лиссабон и обратно. Я пошел к шефу, но тот даже слушать меня не стал.
– Так и ты сливай, сынок. Или ссыпай. Вон утебя для этого целый участок.
Иногда мне казалось, что мое жизненное предназначение– поверить, что в этой игре с украденным и проданным ничего такого нет. Все так жили, все играли в это. Только в детстве играли за гаражами и возле стройки, а теперь – в гараже и прямо на стройке.
Трасса Н‑03 пробует снова сбросить мою «Тойоту» с себя. Впереди, словно остров света посреди пустой темноты трассы, всплывает заправка. Я заворачиваю.
– Пятый обычный,– говорю сонному заправщику. Он откручивает крышку бака. Под лампами дневного света его лицо кажется серым. Может, он тут местный «Игорек» итоже знает, что можно скрутить и слить.
Кассирша пробивает бензин и предлагает хот‑дог и «ваш любимый кофе».
Моего любимого у вас нет. Такой варит Жека: в джезве, на газовой плите. Не добавляет ни молока, ни корицы, ни сахара. Просто сыплет побольше кофе.
Сейчас Жека спит. Завтра в 8:00 они с Кириллом идут в школу. Первый класс. Взрослая жизнь. Ничего хорошего. Они оба еще не знают, что ровно в 7:40 я заеду во двор их многоэтажки. Они как раз будут выходить из подъезда. Кирилл побежит ко мне, я подниму его на руки, он попросит опустить его на землю, хотя на самом деле этого не будет хотеть. Жека сделает вид, что не удивлена. Вроде все так и должно быть. Будто ночь с 31 августа на 1 сентября для этого и создана, чтобы ее женатый любовник несся по трассе Н‑03, чтобы утром отвести их сына в первый класс.
– Карта или наличные?– спрашивает кассирша.
– Наличные,– говорю я итянусь за кошельком в карман. Карман пуст. Я вспоминаю, что кошелек остался у моего сына Олега, который вчера попросил у меня 200 грн.
– Сорри, карта,– говорю кассирше.
Когда родился Олег, я был поглощен работой. Шеф именно тогда отдал мне козырный участок. «Строительство жилого комплекса с подземным паркингом, офисными помещениями и лаунж‑зоной на крыше», – было написано на паспорте объекта. На этом комплексе я прожил безвылазно три года. Не успел опомниться, как сын подрос. Когда я впервые остался с ним один на целый день, то обнаружил, что ничего о нем не знал. Не знал, что он не любит скверы и мячи. Не знал, что делать, когда у него портится настроение. И еще меньше знал, что он любит и как с ним радоваться. Я чувствовал вину и стыд. Ведь действительно стыдно спрашивать у своего сына, чем он интересуется. Сейчас ему 10, изредка он просит у меня 200 грн, и я делаю вид, будто понимаю, куда он их тратит.
Может, плюнуть на все, вернуться домой и самому отвести его сегодня в школу? Или забрать в обед, накормить бутербродами. И наконец проводить время с сыном, говорить, не терять времени.
Я никогда не рассчитываюсь в Новоднестровске карточкой. Не хочу оставлять следов. Я еду в Киев за кошельком. Сажусь за руль и отправляюсь к развороту. Через полчаса мы с «Тойотой» мчимся в сторону Киева. За Бердичевом трасса Н‑03 заканчивается и начинается Е‑583 – машина приветствует ее как родную. Я открываю окно.
Я любил тот козырный участок, который отдал шеф. Он был в центре. Раз в неделю добирался туда пешком, а не машиной. Это был день без Игорька, но и в такие дни меня встречал начальник смены Понтий. На самом деле его звали Иван Глибенко. Даже в дни, когда я приходил пешком, Понтий встречал меня словами:
– В твоей тачке от «Тойоты» только название.
И добавлял со знанием дела:
– Японец должен быть новым.
И у Понтия действительно каждый год был новый японец. А еще он никогда не ходил на работу в кроссовках и джинсах. И мне советовал.
– Ты бы тоже в костюме и галстуке ходил, потому что ребята тебя уважать не будут,– говорил он.
Я пропускал совет мимо ушей: одежда ничего не изменила бы, ребята уважали только Понтия. А на одном участке так много уважения к начальству не помещается. Он приходил в сером с отблеском костюме и длинноносых туфлях, скакал на носочках до самой бытовки, там переобувался в резиновые сапоги, надевал фирменную зеленую жилетку, но каким‑то чудом даже тогда не терял своего веса и уверенности. Бетономешалки всегда приезжали к Понтию вовремя, арматура не ржавела, сваи держались крепко, в котлованы никто не падал. Одним словом, все было лучшим образом. В обед он обходил всех, у кого‑то мог пригубить водку и попробовать сало, кого‑то угощал своим контрабандным швейцарским «Филип Моррисом».
Когда впервые Понтий заговорил со мной вполголоса о мужике, которому бы надо одолжить наши грузовики на пару дней, я сразу остановил его. Второй разговор был о дизельном топливе, которое еще не закончилось, но было бы хорошо заказать новую партию. Я снова отказался.
Третий разговор, о шинах, он со мной уже и не начинал. За несколько недель до закрытия участка у Понтия появился четвертый японец, а мне позвонил начальник ирпенской ГАИ. Сразу четыре наших грузовика, пришитые по документам к Обуховскому району, попали вДТП в Ирпене. Моя докладная, с табличками и графиками, о реальных потерях и потенциальных прибылях, так и осталась у шефа на столе не открытой. Шеф сжал руку в кулак, поднял вверх большой палец и сказал:
– Понтий – вот такой мужик!
Из открытых окон машины в салон заходит темнота и запах созревшей кукурузы и подсолнечника. Тяжелыми волнами накатывается сон. Я поворачиваю на очередную заправку и прошу у дежурной кассирши кофе. Она пробивает капучино, высовывается в окошко и кричит: «Корицу добавьте! Бесплатно».
Это Ксюхина привычка – присыпать плохой кофе корицей. Она всегда присыпает чем‑то душистым вещи, которые ей не нравятся. Поэтому в нашей семейной жизни почти не осталось ничего не присыпанного и не подслащенного.
В первую же рабочую неделю шеф затащил меня на футбол. Он очень хотел иметь свой футбольный клуб. Но купить смог только довольно паршивый. Втот день наш клуб играл с еще худшим. Ксюха тоже пришла на игру. Спортзал был похож на школьный. С большими окнами в верхней части, завешенными сетками. Содной стороны ряд шведских лестниц. С другой– трехъярусные трибуны с пластиковыми сиденьями. Пахло смесью мужских одеколонов, пота и масляной краски.
– Наш новый инженер,– представил меня Ксюхе шеф.– Вот такой пацан!
Но большой палец вверх чего‑то не поднял. В зале было прохладно. Ксюха была в приталенном бежевом пальто. Красный шарфик в тон помаде, белокурые волосы собраны в хвост. Золотая серьга с белым камнем почему‑то только в одном ухе.
Только шеф отвернулся, Ксюха легонько толкнула меня в плечо и показала блестящую флягу:
– Если делать по глотку каждый раз, когда папа будет говорить «Дебилы безногие!», то напиться можно еще до конца первого тайма, – улыбнулась она.
– Коньяк?
– «Финляндия», – ответила Ксюха. – Всегда добавляю немного для аромата.
Я часто представлял, как все меняю. Увольняю Игорька и заставляю Понтия возместить убытки
Я тогда еще не знал, что ничто не было случайным – ни футбол, ни сидевшая рядом Ксюха. Просто шефу был нужен свой человек. А Ксюха хотела жить богато и счастливо, а все горькое чтобы можно было присыпать корицей. Уних обоих ничего не получилось. Я и дальше любил, когда водка пахнет хлебным мякишем, а не корицей. А воровство предпочитал называть именно воровством, а не «успешным бизнесом». Ксюха этого упорно не замечала. Просила отца для меня новые участки, где можно было бы воровать цемент и дизтопливо.
Я часто представлял, как все меняю. Увольняю Игорька и заставляю Понтия возместить фирме убытки. Представлял, как он продает всех своих японцев, переходит на «Приму» и вносит наличные в кассу. Но в реальности я подписывал путевые листы Игорьку. Но грузовики с моего участка не ездили налево, и еще я попросил акции компании у шефа в обмен на то, что забуду о ДТП в Ирпене. Шеф согласился. Никто из акционеров даже не заметил. Я был неудобен. А шеф всегда находил способ избавиться от того, что мешает или не приносит прибыли. Так моя «Тойота» впервые оказалась на Н‑03. Игорек отвез меня в Новоднестровск.
Я делаю глоток уже успевшего остыть кофе. На указателе, который пронесся за окном, я с удивлением читаю надпись «Бердичев». Я двигаюсь к Жеке и Кириллу. Через несколько минут трасса Е‑248 снова станет трассой Н‑03. Но я должен вернуться в Киев.
Новоднестровск оказался похожим на одну большую строительную фирму, которую открыли в 1970‑х, а в 1990‑х приватизировали по всем законам жанра. В центре города контора, прийти в которую есть только два повода – День строителя и день зарплаты. В обоих случаях желательно прийти в чистом и трезвым, ну а вернуться уже как повезет.
Лучшим местом здесь была бытовка. В ней пахло сигаретами, черным хлебом с чесноком и теплой одеждой. Подходить к ней надо осторожно, иначе можно испачкаться глиной или незастывшим цементом. Именно здесь я впервые увидел Жеку. Табельщицу. Ее рыжие волосы были единственным ярким пятном на сером участке. Она улыбалась:
– Заходите. Я сделала вам стол.
Стол стоял у окна. За ним виднелось огромное местное водохранилище, окруженное каменистыми холмами. В жестяном стаканчике из‑под оливок торчали остро наточенные карандаши.
Жека протиснулась за мной в бытовку и вытащила из‑под стола пустую картонную коробку.
– Сюда складывайте обувь. А здесь,– она открыла самый большой ящик стола,– рации и электроды – проверяйте их утром и вечером.
В бытовке не работали чайник и лампа. Я попросил Жеку купить новые, оставил денег. Утром чайник кипятил воду, а лампа светила. Почти все деньги лежали на столе.
– Их можно было просто отремонтировать, – сказала Жека.
Так я узнал, что починить можно почти все. Кроме айфона, который я уронил в незастывший бетон. Через полгода Жека уехала в Черновцы – узнавать, мальчика она ждет или девочку.
Олег, конечно, откажется идти со мной в школу, но я смогу его из школы забрать и спрошу, куда он потратил 200 грн, которые просил у меня. А с Кириллом тоже обязательно пойду в школу– 3 сентября или 5‑го. Ничего же сакрального не происходит именно 1 сентября.
– Петрович, вы как будто и не одичали, – Игорек был уверен, что ссылка в Новоднестровск сделает из меня нового человека. И шеф тоже. Я должен был понять, как это – работать там, где все, что можно слить, ссыпать и отправить налево, ссыпали и отправили до меня. Полгода без GPS‑трекеров и моих вопросов всем должны были пойти на пользу. И больше всего мне.
Где‑то на столе у шефа уже лежал паспорт нового козырного участка, возможно, даже с вертолетной площадкой. Там меня уже ждали «вот такие ребята», с которыми можно было и дальше сливать и ссыпать.
– А помните те компрессоры, которые сломались, еще как вы с Понтием работали?– спрашивал Игорек.– Вы еще их хотели на лом отдать, а Понтий припрятал. – Игорек любил напоминать, что Понтий умел прятать от меня даже большие вещи.– Так вот, он их подарил городу, а город ему за это– часы и звание почетного гражданина. Вот вчера те компрессоры выставили на тендер. Как будто какой‑то дурачок купит.
Я вспомнил круг света, падавшего на мои документы от старой настольной лампы в новоднестровской бытовке. Как шипел, закипая, чайник. Как Жека заливает кипятком кофе. Никакой корицы.
– Вещи подлежат ремонту,– хотел я сказать Игорьку, но промолчал. После аукциона я привез свой компрессор на новый козырный участок, тот, где была даже вертолетная площадка.
Он лежал у забора вместе с остатками лесов. Я приходил к нему каждый день. Был ему механиком, электриком и пневматиком. Приводил к нему мастеров, они качали головами и уходили. Переводил с английского инструкции и статьи, не вылезал с сайтов продажи подержанной техники. Наконец компрессор затарахтел и выдал желаемые восемь бар давления.
Первым на мое объявление откликнулся Роман.
– Фундамент разобьете?– спросил он, не здороваясь.
Я прицепил компрессор к «Тойоте» и погнал на железнодорожный вокзал. Чувака на молоток я нашел между девятой и десятой платформами, его звали Гоша и в Киев он приехал из Богуслава. Через полчаса мы с Гошей и компрессором были у Романа. Поверхность фундамента была бледная и потрескавшаяся, я подумал о песке и гравие, которых здесь явно было мало, и мысленно передал привет Понтию. Гоша с залатанной машиной превращал дизтопливо в сжатый воздух, запускал отбойный молоток и крушил фундамент. Роман жал нам руки, просил Гошу посоветовать новых заливщиков, а мне обещал быть бдительным с песком и гравием.
А дальше закрутилось. Роман дал мой телефон Георгию, Георгий – Николаю, Николай – Татьяне, а та – своему мужу Бенджамину. Оказалось, в этом мире слишком много бетона, сделанного с нарушениями стандартов. Вчетвером– с Гошей, «Тойотой» и компрессором – мы гоняли по селам и городкам. Работали даже в выходные и большие религиозные праздники. Пока я не ушел из фирмы, оставив вертолетную площадку недостроенной. Подарил свои акции Игорьку и выкупил старую «Тойоту».
Я понял, что нужны еще люди, когда появился Павел. Бетон у Павла был привычный – бледный и хрупкий, но Павел спешил. Я понял, и мы разбили стену без предоплат. Деньги должны были прийти через неделю, но через неделю денег не было, а телефон Павла сообщал, что данный номер не обслуживается. Так появился юрист Лев, механик Леня, а вместе с ними офис и администратор Саша– студентка филологии.
Мы росли быстро. На работу ходили в джинсах и кроссах, не курили «Филип Моррис» и не покупали каждый год нового японца. Компрессоров стало пять, потом 10, а потом 20. На этот раз компрессоры были новые. Гоша руководил целой бригадой чуваков на молотках. Я читал лекции в бизнес‑школах о ремонте как бизнес‑мышлении. Но главное было другое.
Мы не играли в старые пацанячьи игры – ни в гаражах, ни за их пределами. Не сливали чужое дизтопливо и не искали, кто подпишет нам липовые путевые листы. Мы развивались, поскольку приносили пользу. Даже если она была похожа на бледную бетонную пыль.
Я сворачиваю на очередную заправку, прошу двойное американо. Вчера на моем счету оказался $1 млн. Я ехал домой с незнакомым ощущением в легких. Словно хотелось глотнуть побольше воздуха или громко закричать.
Ксюха встречала меня в платье с обнаженными плечами. На ужин была телятина, пахнувшая анисом и розмарином.
– Смотри, – она подсунула мне телефон, я увидел фото большой двухэтажной квартиры на Новопечерских Липках. – И сколько такая стоит? – $1,5 млн. Миллион у нас есть, еще 500 000 даст папа,– добавила Ксюха.
Я снова почувствовал желание глубоко вдохнуть или громко закричать.
Вместо квартиры я куплю лучший в стране автокран за $1 млн. Откроются новые горизонты
Капот моей «Тойоты» все еще смотрит в сторону Новоднестровска. Я медленно прихлебываю кофе и оттягиваю момент, когда развернусь в Киев. Вдруг глубоко вдыхаю и начинаю громко смеяться, осознав, что больше не плыву по течению, а строю свою жизнь так, как хочу.
Вместо квартиры на Печерске я куплю лучший в стране автокран. Он будет стоить ровно $1 млн. На моем счету будет пусто, но для нас со Львом, Леней и Сашей откроются новые горизонты.
Я больше никуда не сверну и буду мчаться в Новоднестровск остаток ночи.
Синатра будет петь о своем пути. Я буду проезжать магазины и заправки, где из автоматов течет плохой кофе, увижу коров, которые выходят пастись там, где трасса Н‑03 превращается в трассу Р‑24. Я успею. Как и планировал, зарулю во двор как раз тогда, когда Жека с Кириллом выйдут из подъезда.
Иллюстрации Михаила Александрова.
Опубликовано в пятнадцатом номере журнала Forbes (ноябрь 2021)
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
