Леня родился 25 января 1978 года в Северодонецке, в день, когда Владимир Высоцкий застрял там с гастролями. Четыре дня, 17 концертов. Казалось, весь город праздновал 40-летие Высоцкого, казалось, мать предпочла бы быть на концерте, а не приводить Леню в этот заснеженный мир.
Тьма над бездной. Во тьме одинокий я.
Кажется, о вечных страданиях вы сложили больше песен, чем о любви. Кому за какой грех какой круг ада положен. За что кто-то должен мучиться до смерти. Даже придумали, кто будет пожирать ваши грехи после смерти. Кто станет питаться падалью вашей мертвой души.
Но почему я оказался здесь?
Кого ни спроси – все с радостью расскажут: мир только зарождался, а этот мерзавец убил прекрасного юношу.
Говорят, когда красавец умирал, море вопило от горя. Море тужило по нему. Впервые зашумело волнами. И теперь, каждый раз разбиваясь о берег, вода помнит о своем Дилане*.
Вы до сих пор говорите, что света без тьмы не бывает. Дилан был тьмой, его брат близнец – светом. Я забрал тьму.
После смерти его нет мне места ни среди богов, ни среди людей. Ни среди живых, ни среди мертвых. Свет и тьма для меня одно – месть. Море – ловушка.
Знал ли я другую жизнь, кроме забвения?
Мне этого не помнить. А вы все равно уверуете в побасенку, которую вам расскажут.
Но помните: я – не убийца.
Я лишь исполнял приказ.
Тшшш. Слышу голос. Беспомощный человечишка зовет меня. Или мне показалось?
Искры летят светлячками, разгоняя тьму.
Голос все сильнее. С каждым отголоском молота вспоминаю себя.
Слышу музыку. Наковальня. Молот. Клещи. Пробойник. Зубило. Обжимка.
Мои друзья. Станина. Баба. Шабот.
Мои дети.
Я слышу голоса металла и огня.
Они зовут меня по имени.
Я – бог.
Имя мое – Гофаннон**.
Ход истории струится по моему телу.
Оглядываюсь и вижу: вечность я был в забвении, боги рождались и умирали, проходили столетия, развалились десятки империй, а две вещи оставались неизменными – родной Уэльс под гнетом Британии и Арианрод, богиня судьбы, все еще ненавидит меня: единственный кузнец, который верит в меня всем уэльским больным сердцем, полным пьянящей драконьей крови,– 40-летний коротышка с одышкой, будто его отец был коблинау***, а мать – сестрой мифической Аванки – то ли крокодила, то ли бобра, то ли гиппопотама.
Вдобавок фамилия единственного кузнеца, которому я понадобился впервые за вечность,– Смит.
Спасибо, Арианрод. И прости за сына твоего, Дилана.
Кажется, Смит умеет говорить, но не может сказать, что хочет: через клетку кривых зубов вырываются лишь возгласы и нарекания.
Как я тебя понимаю, Смит.
Ты просишь о помощи, умоляешь о моей защите.
Как я могу отвести угрозу и спасти тебя от твоей совести, если тень Дилана где-то рядом, подстерегает меня?
Всматриваюсь в твою душу. Слышу запах грязного тела. Напряженность мышц, утомленных и жаждущих любимого ремесла. Читаю руны грехов, вырезанные на твоем сердце: работать, чтобы выжить, врать, чтобы работать, выжить, чтобы опрокинуть рюмку, которая никогда не бывает лишней.
Что же ты сделал?
У тебя была семья. Не твоя. Но твоя.
Еще руна.
Семья сестры. Двое детей. Мальчик и девочка. Оливер и Оливия. Милые, словно утята. Отца с ними нет.
Ты несешь им все, что имеешь. Годы сгорают и летят искрами.
Дети растут. Любил ли ты еще кого-то, кроме этих детей? Хотел ли чему-то их научить?
Еще руна. Проходит счастье. Исчезает радость. Что тебя гнетет?
Ты ведь немногого хотел. Даже любви не просил.
Хотел просто благодарности.
Ты их бросил. Пусть сами куют свое счастье, говоришь ты.
Читаю руны грехов, вырезанные на твоем сердце: работать, чтобы выжить, врать, чтобы работать
Но что ты натворил, Смит?
Еще руна. Я вижу.
В 1980 году в Северодонецке разработали мультипроцессор ПС-2000, который мог выполнять 150 млн операций в секунду. Лене– два года. Он начал тянуть букву «Э», будто постоянно переспрашивая у мира: «Э?»
Лене восемь. Он гуляет с родителями в сквере Победы, открытом за год до этого. На постаменте сияет новенький покрашенный танк.
Весна в Северодонецке, все пышет жизнью. Леня счастлив, восторженно смотрит на молодых родителей.
На следующий день отца вызывают куда-то под Киев. Говорят, нужна его помощь с ликвидацией. Леня восклицает: «Э?»
У Смита стали пропадать из кузницы вещи.
В домашних духов ты не верил, а из религий доверял лишь алкоголю, поэтому его и попросил о помощи. Ты лишь приговаривал: «Вредителя надо уничтожить, вредителя надо уничтожить».
Ты остался на ночь в кузнице, надеясь поймать вредителя. Провалился в сон и забытье.
Проснулся от шороха. Так шуршат крысы. Так врываются вредители.
Ты не думал, не взвешивал, не планировал. Просто взял молот и занес его.
Один удар.
Кто же знал, что Оливер захочет прокормить свою семью твоей работой?
У каждого из нас, Смит, своя тень.
Я твой ангел и бог. Нам пора прощаться с этой землей, окропленной кровью. И искать счастья в другом месте.
Слышишь этот грохот в двери? Открывай.
Лене десять. Взрослая жизнь стучит с утра в дверь. Мать держит телеграмму. Говорит: «Да пошли вы со своим долгом родине». Бьет кулаками по столу. Леня обхватывает ее крепче ручками. Она сопротивляется. Ленино счастье распадается.
Ему не дают попрощаться с отцом. Не дают детям конфет на кладбище. Леня плачет, но ему странно.
Его обнимает незнакомый дядя. От него уютно пахнет. Говорит, он – мамин брат. Дядь Саша. Говорит на другом языке, не мамином. Мама его как будто стесняется, но Леня не может понять почему.
Говорит ему: «Привіт, малий».
Леня забывает удивляться.
Каждый описывал его по-своему. Кто-то верил официальному портрету, мол, улыбающийся, добрый предприниматель. Чуткий отец восьмерых детей. Будто седая борода разом снимает грехи, припорашивает их порохом благости.
Были и те, кто называл его бульдогом на кривеньких ножках. Скрягой. Словно он ради деньжищ удавит.
А были и те, кто работал с ним. Когда он спасал предприятия от банкротства, когда разрабатывал броню и оружие для кораблей. Они знали, что своих он не бросит.
Обо всем этом узнаю уже позже. Но что я вижу сейчас? Как Джон Хьюз стоит на пороге кузницы. Заходит, оглядывается. Говорит. Да, он слышал, что случилось. Да, сестра Смита хочет его распять. Да, оставаться здесь нет смысла.
Хьюз оглядывается по кузнице. На мгновение чувствую, будто он ищет меня взглядом.
– Есть и другие земли, Смит. В прошлом году я основал New Russian Company. Я собираю лучших.
Отправляюсь через два дня. Мы построим новый мир.
Да разве важно, что именно он говорит Смиту? Разве важно, что тот слышит?
Смит с благодарностью жмет руку. Начинает собирать свой инвентарь.
Через два дня восемь кораблей отправляются на край земли, где в разломах бездны итьмы сходятся реки крови и огня и где будут жить люди, слепленные из угля.
За окном – лето года 1870 от рождения нового вашего бога.
На сердце– руны.
За спиной – разбитая горем сестра Смита и ее исполненная ненависти дочь.
Но Смит – моя единственная надежда, единственный смертный в этом мире, который верит в меня. И в то, что мы с Джоном Хьюзом сможем спасти его.
Но перед этим меня ждет море, которое никогда не простит мне убийства Дилана.
Впереди– его тень.
Лене двенадцать. В Северодонецке открыли новый универмаг.
Они часто гуляют с дядь Сашей в соседнем Лисичанске. Дядь Саша рассказывает ему о первых шахтах, о силе уголька.
Учит его особому слову– «свобода».
Читает ему стихи Сосюры.
Леня ходит на литстудию «Джерельце», которую ведет поэт Иосиф Курлат. Интересуется историей родного края.
Леня снова счастлив.
Только мама говорит, чтобы не говорил с ней на этом дядь Сашином языке.
Хьюз не верит, что на краю земли, где заканчивается цивилизованный мир, может что-то быть. Все с нуля
Хищное море. Уставшие и немытые тела. Удар волны, брызги разлетаются по палубе– тень Дилана снова рядом.
Держусь за Смита, за его веру.
Хьюз собрал под 200 человек. Металлурги, шахтеры, кузнецы. Хьюз не верит, что на краю земли, где заканчивается цивилизованный мир, может что-то быть. Все с нуля. Как он захочет, так и будет.
В его каюте идеальный порядок. На столе фотография семьи. Шесть мальчиков и две девочки.
У кровати книжка. Открываю наугад: «Небеса помогают тем, кто помогает себе».
Разворачиваю бумаги – план города, который Хьюз мечтал построить по английскому образцу.
Что им движет? Отказался ли он от всего? Или наоборот– начал все сначала? В пятьдесят пять.
От чего он бежит?
Каждую неделю новые мертвые.
Когда кто-то умрет, с корабля на корабль перебрасывают косматого человека без имени. Он провожает мертвых в последний путь. Он пожиратель грехов.
Лене четырнадцать. В Северодонецке построили первую православную церковь.
Мать выгрызает кусок хлеба, чтобы они прожили. Говорит, что надо быть сильным. Говорит, что каждый– кузнец своего счастья.
Они гуляют с дядь Сашей в районе Стеколки. Неважно, что дядь Саша говорит, рядом с ним надежно.
На них налетают со всех сторон. Шмонают. Забирают кошелек дядь Саши, его карманные. Ставят на колени. Бьют ногами.
Бьют и смеются: «Это просто бизнес, ничего личного».
Леня отводит дядь Сашу домой…
Тело кладут на палубе.
Сначала заворачивали в парусину, позже, когда мертвых становилось все больше,– просто в лохмотья. Пастор нового бога так слаб, что сам едва на ногах держится, но каждый раз обещает вечную жизнь. Говорит о сделке с новым богом, как делец: будешь честно вести с ним дела, что-то тебе на том свете и светит.
Пастор крестит тело усопшего раба. Кладет на него ломтик черствого заплесневевшего хлеба.
Толпа расступается, выходит человек без имени. От него держатся подальше, как от зачумленного.
Как вообще можно стать пожирателем грехов? Пригласил ли его Хьюз? Или команда сама определила своего пожирателя? Впереди край земли, а значит, смерть всегда рядом?
Не знаю.
Знаю только, что большего лицемерия от смертных давно не видел.
Кого ни спроси, все с радостью расскажут: он пожирает грехи ради нашего спасения.
Пожиратель наклоняется над телом, покрученной ладонью, будто ее ломали несколько раз, берет кусок хлеба. Черствый хлеб продирает горло, слабые зубы болят, словно он пытается жевать камень.
Оглядываюсь, не вижу Хьюза, который знает все о своих кораблях и своих людях. Не одобряет, но и не мешает.
Команда делает еще шаг назад, подальше от человека без имени. Они не видят того, что вижу я.
Ему больно. Грехи умершего причиняют боль. Теперь они– его.
Теперь умерший работяга готов перейти в ваш высший мир. А пожиратель грехов растворяется в толпе.
Тело выбрасывают за борт.
Море облизывается и тужит по Дилану. …
Леня отводит дядь Сашу домой и пешком возвращается в Северодонецк. Что-то болит в груди. Словно внутри чтото надломилось.
Леня думает о свободе – как ее легко отнять у другого.
Думает о «Джерельце» и каким наивным он был.
Мать говорит: «От судьбы не уйдешь! Я же говорила! Надо быть сильным».
Лето переползает в осень.
Смит держится подальше от бутылки. Ищет компании Хьюза, но тот, кажется, уже целиком в своих мыслях об империи, которую построит. Люди– лишь кирпичики его мира.
Смит проповедует веру в Гофаннона. Славит мое имя.
Я становлюсь все сильнее. Вспоминаю наши пиры в чертогах бессмертных. Я варил лучший эль, эль бессмертия такой густой, что единственная капля оживила бы и мертвого воина.
Отец-солнце и мать-весна. Детство человечества, когда казалось, что даже родители-боги – бессмертные. Если бы не Дилан.
Лене нужны быстрые деньги. Леня не решается на заработок, который подбрасывает судьба
Вдруг кто-то кричит: «Земля!»
Местные зовут ее Таганрогом.
Счастливые валлийцы на палубе.
Море бушует, будто в последний раз пытается отомстить мне.
Не сегодня, тьма.
Не сегодня, Дилан.
Лене восемнадцать. Комсомольский проспект переименовали в проспект Химиков. Все больше школ, которые должны были бы обучать детей на языке дядь Саши.
Лене это не нравится. Это слабость дядь Саши и всего, что с ним связано. Мать говорит: «Леня, посмотри, куда его мудрость завела?» Мать пристроила Леню на завод. Говорит: «Наберешься ума». Утром наливают. Днем наливают. Вечером расползаются по домам. Леня много смеется.
160 километров по степи, на валке из волов. Хьюз упорно возглавляет свой караван. Местные с недоверием смотрят на неразговорчивого господина, за которым – уже не двести валлийцев.
Выжженная палящим солнцем вражеская степь, сложно представить себе что-то столь же непохожее на изумрудный и скалистый Уэльс. А если ад – вот такой? Бесконечное блуждание по враждебной земле.
Местные зовут себя казаками. Еще и плату берут за проезд по их территории. Хьюз откупается от вымогателей, делает пометки, учит уроки этой земли.
Новому богу и здесь поклоняются, но кое-где вижу, торчат уши и хвосты старых верований. Они меня тоже видят, похоже, мы найдем общий язык.
Я слышу музыку огня и металла. Поет земля.
Тень Дилана – в прошлом. Теням Оливера, Оливии и всей Смитовой жизни тут не место. Тут все сначала.
Ты тот, кем хочешь быть.
Ты тот, кто вылепливает себя из угля итруда.
Лене двадцать два. В Северодонецке построили Крестовоздвиженский храм. Леня думает, что встретил свою первую любовь. Ему нужны быстрые деньги – покружить ее. Леня не решается на заработок, который подбрасывает судьба. Первая любовь называет его слабаком. Говорит, что он ничего не добьется в жизни.
Как смертные пережили первую зиму? Развеялись ли их мечты о скорой наживе и жизни на краю света?
Бывали дни, когда единственным, кто ел, был пожиратель грехов.
Хьюз много не говорил. Он делал. Ломал людей, слишком слабых, чтобы выдержать работу с ним.
Сколько прошло времени с тех пор, как я услышал пение земли и Хьюз наладил производство?
Три года. Три года на краю земли.
Выплавка за выплавкой, печь за печью.
В 1870-м с ним было 164 смертных. Среди них и мой Смит, забывший голос алкоголя и все больше проповедовавший мое имя, передававший знания обо мне и кузнечное дело.
Поселение росло.
Сумасшедший иностранец и его мастера обучали местных, изредка прислушивались к ним. Отовсюду тянулись люди. За два года поселение выросло до 800 жителей.
Когда компания Хьюза стала империей, крупнейшей среди подобных,– в 1876 году от рождения нового бога, там жили 2000 душ. Люди приходили и оставались или приходили и сбегали на родную землю, когда приходила пора собирать урожай.
Поселение назвали Юзовкой. Честно говоря, название так себе как для империи. Hughesoffka и Jusofka звучали для меня с большей гордостью дракона Уэльса.
Хьюз отвоевывал дикое поле, перепахивал и перекраивал землю и людей. Строил и прокладывал то, для чего пришлось учить новые слова: железную дорогу, путепроводы, паровозное депо, мосты и рудники.
Устанавливал телеграфные столбы, по которым сотню лет будут струиться новости.
Шахтеры часто пренебрегали безопасностью ради выполнения норм. «Бизнес есть бизнес»,– говорили они. А когда случались завалы, начальники говорили: «Я всего лишь выполнял приказ», намекая, что где-то над ними есть властелин, император Хьюзовки.
Юзовка разрасталась – гостиницы, пивные, кабаки, баня, булочные и пекарни. Смертным было где нагрешить. В самом центре этого мира стоял кабак «Новый свет».
Я поднимаюсь над городом, и мне открывается тот же вид, что и тогда, в каюте корабля Хьюза: 19 улиц-линий под прямым углом перерезаются переулками. На английский манер.
А где-то рядом с этим порядком – хаос, где живут безымянные, каждый из которых мог бы стать пожирателем душ хотя бы за корку хлеба. Местные придумывают название этой темной стороне Юзовки – «собачовка», «нахаловка», «шанхайка».
Местные славят своих святых и при первой же возможности устраивают выходной. Я был возле Хьюза, когда он зашел к местному священнику нового бога.
Я еще не видел смертного, который бы так легко договаривался об убийстве и забвении святых и бессмертных. Количество празднований святых уменьшилось, а с каждого отправленного в забытье святого священник получал дары для себя и своей церкви.
Земля поет, зовет. Растет зависть к сыновьям Уэльса и другим, кто меньше праздновал, а больше вкалывал.
Бунт за бунтом.
Лихая резня, которая часто заканчивалась сразу же около разграбленной лавки. Резня за то, что принадлежит им по праву , – честно заработанное. Но ничего не менялось: работать, чтобы выжить, выжить, чтобы опрокинуть рюмку, которая никогда не бывает лишней.
Пожиратель душ умер, как собака, у дороги. Никто из смертных не решился дотронуться до него при жизни. Никто не решился убрать его тело. Так и лежал, неудобно напоминая всем о грехах.
В одном из бунтов погиб Смит. Защищал лавку от грабежа. Заклинал не пить. Да кто его услышит?
Бунт не ждет приказа, он просто сносит все живое.
Я держал его за руку, когда он угасал. 60 -летний коротышка, сын коблинау и мифической Аванки – то ли крокодила, то ли бобра, то ли гиппопотама.
Я был с ним, когда он заступил за край, и забрал его грехи.
Умер последний, кто верил в меня, а я остался. Ощутил, что врос в эту землю.
Лене двадцать шесть.
В Северодонецке приватизировали «Азот» – сердце, качавшее кровь все эти годы. И установили памятник Победе на площади Победы.
Леня работает водителем у очень серьезных людей. Серьезные люди решают дела. Леня тоже решает дела. Выполняет приказы.
Все чаще слышит: «Это всего лишь бизнес». Учится говорить эти слова, пробует их на вкус. Но пока по любому поводу продолжает говорить: «Э!»
В Киеве начинается революция. Леня едет в Лисичанск решать дела, видит дядь Сашу, тот приветливо улыбается.
Говорит: «Привіт, малий! Свободу не спинити!»
Леня отвечает: «Живи».
Пришло время Хьюза.
Он построил империю. Перекроил судьбы людей и земли.
Прошло более 20 лет со времени его путешествия с восьмью кораблями через полмира.
Умер он спокойно.
Не важно, что он хотел сказать миру. Не важно, что мир услышал. Важно, что он построил Юзовку по своему замыслу чертогов над разломами огня и металла.
Но эта земля не была его. Не принадлежала сыновьям Хьюза.
Их империю забрали те, кто пришел из других краев.
Да и местные проглотили их и их грехи.
Земля перемолола.
Менялись режимы, войны облизывались голодными волнами.
Реки становились кровью.
Шахта пожирала все.
В голод люди пожирали людей.
Государство создавало новых героев.
Юзовка становилась Сталино.
Сталино становилось Донецком.
Все чаще говорили на этих землях: «Я просто выполнял приказ».
Я видел силу этой земли, ее свободу.
Все чаще звучало: «Это просто бизнес».
Леня привыкает ездить с кортежем. И с музыкой. Так, чтобы было весело и все пели. Леня мотается с кортежем из Севера в Лисичанск. Решает вопросы.
Лене тридцать шесть. Апрель, в город заходят те, кого он видел лишь издалека,– профессиональные военные, без опознавательных знаков. Хотя все знают, чьей страны они бойцы.
Лене нравится. Наконец-то порядок в городе. Пьют только те, кому принадлежит власть. У кого автомат– того и власть. Леня обеспечивает их всем необходимым.
Леня учится быстро отдавать приказы. Мгновенно принимать решения. Проводить допросы.
У Лени еще лучшая тачка. Он знал, где ее достать. Точнее– у кого.
Однажды вечером звонок – говорят, поймали вредителя. Какой-то дед агитацию клеил, надписи разные по ночам писал. Говорит: «Малому моєму подзвоніть, Льоні, я його дядько».
Не важно, что мир услышал. Он построил Юзовку по своему замыслу чертогов над разломами огня и металла
Я видел, как приходили военные, которые стеснялись говорить, какого они рода, хотя говор их был нездешний.
Я видел карты в их руках, как они сбивались с пути.
Я видел, как местные пытали местных.
И некому было принять грехи замученных на себя.
Пришлые говорили, что построят новый мир, отдельный от всего. Где-то между разломами огня, угля и прошлого.
Я снова вижу тень Дилана.
Арианрод, я знаю – от твоей мести не уйти. Мое время уже близко.
Лене тридцать шесть. Он взрослый и самостоятельный. Он не говорит со стариком. Хотя и сразу узнает по затылку. И все равно чувствует запах уюта. Он не хочет смотреть в его глаза. Боится услышать его радостный голос.
Леня достает пистолет. Короткий выстрел. Все, дядь Саша.
Ты что, охуел, налетают на него. Кричат, кто дал приказ?!
Леня говорит: «Я сам себе приказ».
Наковальня, молот, клещи, пробойник, зубило, обжимка.
Мои друзья.
Станина. Баба. Шабот.
Мои дети.
Тысячи хрупких людей полегли во вспаханную танками землю. Без имен, молитв и крестов нового бога. Кого ни спроси из местных– все расскажут: вон там, в посадке, могилки. Пройдут месяцы– кто вспомнит?
Тшшш. Только помните: я не убийца.
Мне нравится приходить на кладбище смертных. Они слабые и сильные одновременно. Будто чем больше чувствуют свою смертность, тем больше хотят напиться густого эля жизни.
На могилы приходят родственники, раскладывают еду. Говорят– поминают. Я-то вижу– живут.
Раскладывают конфеты в ярких фантиках вокруг могил. И уходят.
А через мгновение приходят чужие дети и пожирают их.
Забирая себе грехи взрослых.
Лене навсегда тридцать шесть.
Леню забрал Лисичанск.
Ему сказали: «Ничего личного. Просто бизнес».
*Дилан– валлийский бог моря.
**Гофаннон– валлийский бог-кузнец.
***Коблинау– разновидность гоблина в валлийской мифологии.
Иллюстрации Михаила Александрова.
Опубликовано во втором номере журнала Forbes (июль-август 2020)
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
