Amazon інвестує мільярди доларів у ШІ, роботів та машинне навчання. Якими принципами й правилами керується компанія?
Дізнайтеся вже 22 листопада на Forbes Tech 2024. Купуйте квиток за посиланням!
Спеціальний воєнний номер Forbes до Дня Незалежності
Цей матеріал із спеціального воєнного номеру Forbes до Дня Незалежності. Придбати його можна за цим посиланням. Редакція ставила за мету зробити об’єктивний зріз українського бізнесу, економіки, держави на шостому місяці війни. У номері ми віддаємо шану жертвам російського вторгнення.
У всех есть свои погибшие. Произошел раскол реальности. Как она переформатируется, совершенно непонятно. Все мы держимся наиболее зримого для нас пункта – победы. Но что именно вкладывать в это понятие? Победа – это не просто выход на границу. А что будет дальше этих границ? Что будет на границе?
В моем родном Старобельске россияне пытаются проводить мобилизацию. Детей моих одноклассников, ходивших в украинские школы, которым привозили украинские книги, настраивают воевать против нас. Предположим, что они пойдут воевать и выживут в этой войне. Как они будут чувствовать себя? Как нам быть с ними?
Россияне не просто убивают людей. Они уничтожают наше пространство, ломают все, что здесь выстраивалось 30 лет. Нам дальше жить с этой сломанностью и травмой.
Харьков был очень международным. Когда вечерняя маршрутка вывозила работников с рынка «Барабашово», в ней трое африканцев, два индуса, несколько китайцев и вьетнамцев, кто-то с Кавказа. Было международное сообщество студентов – молодое, креативное, яркое, действенное. Их было очень много. Я живу вблизи Харьковского медицинского университета – и это был такой «Восточный Берлин», где жили преимущественно молодые арабы, турки.
В первые дни войны все студенты уехали. Даже если боевые действия окончатся завтра, они не вернутся. До границы 40 км, и оказалось, что соседняя страна, которую они считали нормальной, – страна-маньяк, страна-грабитель и военный преступник. На линии фронта как-то странно получать знания.
Можем за счет совместного действия, общей цели, общей беды переступить через детские общественные комплексы и травмы.
Целый Харьков трудится на победу. С первых дней в городе возникли десятки волонтерских хабов. Туда пошли не активисты политических партий, не те, кто выходил на Майдан. Это были работники государственных структур, каких-то районных администраций, куча бизнесменов и хипстеров – люди, максимально отдаленные от политики. Не десятки и сотни – тысячи людей. Целый город работал на то, чтобы защитить себя и выжить.
Теперь народная война. В военкоматы пришли люди, которые вряд ли уехали воевать в АТО год назад. Это не было их войной, они ее не ощущали. Они были за украинскую государственность, за целостность границ, но не чувствовали, не видели. И тут вдруг они увидели пришедшую к ним в дом войну и поняли, что на самом деле все очень просто.
Все эти фразы о «денацификации» – это очень плохо выдуманная ерунда. Просто уничтожение соседнего народа. Эти вещи очень легко считываются.
Первые месяцы сама мысль о том, чтобы из увиденного и пережитого делать литературу, вызывала отвержение. Реальность оказалась гораздо сильнее любой возможности ее осмысления.
Человек привыкает и к тюрьме, и к концлагерю, и к постоянным обстрелам. Произошла определенная адаптация, появились какие-то слова.
В этой войне многих плющит на тему своей необходимости, целесообразности и вовлеченности. Все хотят быть нужными, хотят помогать, у всех есть эта злоба, оскорбление и необходимость справедливости. Это совершенно понятно. Но очень нужен прагматизм, потому что эта война надолго и надо играть в долгую.
Мы живем в упрощенном мире: есть враг, есть ВСУ, и мы все должны поддерживать ВСУ, потому что эта «стена» сохраняет нашу жизнь. Это очень упрощенный, но действенный месседж.
Когда все это закончится, сможем говорить о более сложных вещах, задавать много неудобных вопросов – себе и всем остальным.
Сергей Жадан писатель, поэт, музыкант
Я никак не работаю с травмой, просто работаю. Полчаса говорю с журналистом – и уже начинаю нервничать. Мне нужно что-то кому-то передать, что-то купить, кого-то с кем-нибудь связать, кого-то принять, сконтактировать. И это постоянно, круглосуточно.
Я не боюсь выгореть. Если мы сейчас проиграем, это будет хуже всего. Быть писателем в эмиграции я не собираюсь.
Россия мне не интересна. Она привлекает мое внимание, потому что хочет меня уничтожить. После Бучи, Мариуполя, Циркунов не может быть общих литературных фестивалей, не может быть никаких двуязычных антологий стихов и так далее. Что будет – это очень сложный и болезненный вопрос. Настроения очень радикализированы, они могут еще обостриться, но потом их попустит, радикализм отступит. И кто-то скажет: этот поэт не воевал, он не держал автомат в руках – может, он не такой плохой россиянин.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
