Музыка – один из самых простых способов быть счастливым, скажет вам любой нейробиолог. Если то, что вы слышите, вам нравится, мозг сразу же начинает продуцировать эндорфины. Музыка – один из лучших способов «прокачать» свой разум. Она помогает строить новые нейронные связи и развивает креативность. Когда вы включаете за работой фоновую музыку, то делаете это не зря. Ведь музыка среднего уровня громкости стимулирует ваши творческие способности и абстрактное мышление. Особенно хорошо здесь работает сложная классическая музыка.
Куда музыка движется сейчас? Как получить от нее гораздо больше, чем вы привыкли ожидать? Что особенного в классической музыке, которую часто считают слишком мудреной и непонятной? Forbes поговорил об этом со всемирно известным дирижером Оксаной Лынив, 42, и СЕО «Интертоп» Сергеем Бадритдиновым, 53. Пока номер готовился к печати, стало известно, что в следующем году Лынив станет первой женщиной (и первым украинским дирижером) в истории, которая будет дирижировать на самом престижном в мире Вагнеровском оперном фестивале в Байройте.
Оксана занималась музыкой с детства. Сергей, а когда вы поняли, что это – часть вашей жизни?
Сергей Бадритдинов: Я пришел к классической музыке после 30 лет. Этому предшествовал долгий путь.
Я родился в Ташкенте. Отец ходил в оперу, наверное, раз 15 в месяц. Это была его отдушина. Мой дядя же посвящал меня в рок-музыку. А потом как-то говорит: «Doors – это, конечно, хорошо, но послушай Рахманинова». Мне, подростку, это показалось странным, а сейчас Рахманинов– один из моих любимых композиторов.
Взрослея, я все больше влюблялся в классику. Сейчас это моя любимая музыка: мне интересно не только ее слушать, но и думать и говорить о ней. Дискутировать с друзьями, кто лучше исполняет Баха: Рихтер или Гульд. В машине у меня – только классика. Дочь часто просит включить что-то другое, но в свои 12 Баха от Рахманинова уже отличает.
Оксана Лынив: Я выросла в семье музыкантов и всегда этим жила, однако момент инициации к музыке у меня тоже был. Когда пришло время выбирать профессию, я решила поступать на симфоническое дирижирование. Однажды я включила пластинку с записью фортепианного концерта Чайковского в исполнении Рихтера и Караяна: в тот момент я осознала, что прохожу определенный барьер. Я почувствовала огромную ответственность за то, как сумею передать дух каждого композитора, с произведениями которого буду работать. С тех пор я стала чувствовать музыку с новой глубиной.
С.Б.: Как вы вживаетесь в состояние композитора, в котором он писал произведение? Например, Бетховен создавал свои Симфонии №5 и №9, переживая личные драмы – вы испытываете те же эмоции, дирижируя? Становится ли его драма вашей?
О.Л.: Читаю специализированную литературу, смотрю документальные фильмы, посещаю места, где жил или бывал автор. Чем глубже ты погрузишься в это, тем лучше почувствуешь язык автора и сумеешь обратиться на нем к слушателю. Ведь музыка – это не просто набор звуков. Это послание для будущих поколений. Дневники времени, часто даже пророчества.
Вот вы, Сергей, говорите, что после Рахманинова было уже не так интересно. Почему? Да потому, что он (особенно в годы эмиграции) жил ностальгией по прошлому, и в его произведениях это хорошо слышно. Многие композиторы ХХ века предчувствовали будущие катастрофы. У композиторов Венской школы, экспрессионистов мы видим определенную деконструкцию, разрушение старого мира. Осознание близости головокружительных изменений в мире.
С.Б.: Я согласен на 200%: музыка, литература, искусство всегда предвещают будущее. Однако, на мой взгляд, современной академической музыке не хватает гармонии, присущей классике. Например, я обожаю раннего Арво Пярта – в отличие от более поздних его произведений.
О.Л.: А с Сильвестровым ровно наоборот! Со временем он пришел к определенному «просветлению», сказав, что больше не хочет создавать музыку, а хочет просто записывать то, что к нему приходит свыше. Его поздние произведения, построенные на тишине, паузах, действительно прекрасны.
Музыка играет большую роль в истории человечества с древних времен, когда звуком сообщали об опасности или отпугивали хищников, до становления европейской культуры. Какова ее роль сегодня?
С.Б.: По-моему, со стремительным ускорением мира музыка прекратила развиваться. В настоящее время нет фигур, равных по масштабу Баху или Бетховену. После Второй мировой, повлекшей перезагрузку мира, возникло несколько ярких вспышек на музыкальной сцене. Но это несопоставимые вещи. Мир сейчас становится все более жестким и индивидуальным, в нем все меньше гармонии. Я, к сожалению, не могу слушать современную академическую музыку. Мне в ней не хватает красоты и гармонии.
О.Л.: Музыка– не просто набор звуков, это информация. Каждое произведение передает мировоззрение и душевное состояние автора. К примеру, Бах, Бетховен, Моцарт были просветителями, которые пытались реформировать общество посредством своих идей. Моцарт мечтал изменить мировоззрение людей, а Бетховен выступал против монархии и поддерживал идеи Французской революции.
Информация, заложенная в музыку, действует и через 1000 лет.
Именно поэтому для нас, современных людей, живущих в мире безумной скорости, стрессов и перекоса в сторону материального, классическая музыка остается лекарством и духовной пищей. Потому мы все и хотим слушать эти произведения.
Однако искусство ХХ и XXI веков также является очень мощным явлением, которому еще предстоит быть осмысленным (наверное, это в полной мере произойдет только со временем).
С.Б.: А если, например, у вас замечательный светлый период в жизни, а вам надо дирижировать Шостаковича (или еще что-то нерадостное)? Есть ли способ как-то переключиться в нужный режим?
О.Л.: Я на несколько лет вперед знаю, где и с каким материалом буду работать. Работе с оркестром предшествует многомесячная подготовка. Есть произведения, и вправду способные шокировать или воздействовать угнетающе. Одна из моих последних премьер, которая должна была состояться перед локдауном – опера «Пассажирка» Моисея (Мечислава) Вайнберга. Вся семья автора погибла во время Холокоста. В 1960-х он написал оперу по роману авторки, которая выжила в концлагере. Сюжет таков: во время морского круиза на фешенебельном лайнере бывшая надзирательница концлагеря, скрывающая свое прошлое от мужа-дипломата, узнает одну из своих бывших заключенных. На нее мгновенно накатывают воспоминания. Она до смерти пугается разоблачения. Без единого слова, без смены декораций, одним лишь звучанием Вайнберг передал весь этот комплекс эмоций. Просто невероятно.
В том же лагере разворачивается любовная линия: заключенная женщина находит там своего возлюбленного скрипача. Немецкий офицер приказывает, что перед казнью он должен что-то сыграть, чтобы развлечь своих надзирателей. На импровизированной сцене он играет не простой вальс, который желает слышать офицер, а Чакону ре минор Баха. Ее начинает одна скрипка, а дальше подхватывает весь оркестр. В тот же миг герой погибает – и эту сцену убийства оркестр тоже играет. Вот этот контраст между музыкой раннего XVIII века, которая символизирует гуманность и любовь к людям, с музыкой середины ХХ века, изображающей деконструкцию и насилие– мощнейший ход.
Работать с такими произведениями психологически очень сложно. Репетиции продолжаются по многу часов. Но только пропустив все через себя, можно добиться нужного звучания, а главное– правдивости.
Классическая музыка – это элемент национальных брендов. В таких странах, как Австрия или Германия, это очень чувствуется. Как вывести эту культуру в Украине на более высокий уровень?
С.Б.: Мы с женой активно поддерживаем музыку барокко в Украине: я убежден, что именно оттуда берет свое начало вся классическая музыка. Когда вУкраину приезжал известный музыкант и дирижер Илья Король, мы много говорили с ним о том, что происходит в мире с барочной оперой. В Вене, где живет Илья, в день проходит по 50 концертов, играют очень крутые музыканты. Унас этого пока мало.
О.Л.: Развитие классической музыки в Украине в большой степени держится на отдельных людях и инициативах: например, фестиваль Odessa Classics, который делает Алексей Ботвинов, или организованный мной LvivMozArt. Есть и отдельные меценаты, поддерживающие развитие классики в Украине, например вы, Сергей. Раньше я часто спрашивала об их мотивации. Однажды коллега мне ответил, что делает это с мыслью о будущем своих детей. Если мы и дальше будем жить в мире сериалов и попсы, то рискуем стать простыми потребителями не слишком хорошего контента. Этого любой ценой надо избежать.
Вы очень верно вспомнили обАвстрии и Германии. Недавно я работала в Баварской государственной опере. Этот театр был разбомблен во время Второй мировой, но сразу же по окончании войны в той части, что от него осталось, начались репетиции. Еще до восстановления здания театра. Это и есть традиции.
Канцлер Ангела Меркель ежегодно открывает самое престижное событие по классической музыке в Германии – Вагнеровский фестиваль в Байройте. Когда видишь торжественную церемонию его открытия, понимаешь отношение страны к своей культуре. А теперь сравните это с недавним празднованием Дня независимости Украины на Софийской площади.
С.Б.: Развитые страны создают условия для людей искусства, чтобы к ним ехали отовсюду,– именно так и происходят «культурные взрывы».
О.Л.: Я регулярно получаю приглашения к сотрудничеству от международных музыкальных институций. Они пытаются привлечь интересные имена, работающие на мировой музыкальной сцене. Из Украины я, к сожалению, подобных писем не получаю. Молодежный симфонический оркестр Украины я создала самостоятельно. Для меня это возможность развивать молодых украинских музыкантов, а для них– шанс стать лучшими профессионалами.
Параллели между работой дирижера и топ-менеджера очевидны: вы являетесь связующим звеном команды, ответственным за результат. Что бы вы обозначили среди ключевых компетенций для своей работы?
С.Б.: В бизнесе и в музыке развитие достигается одинаковыми методами. Во-первых, люди должны понимать цель существования компании и собственную роль в ней. Мы в «Интертоп» хотим изменить мир к лучшему. Унас всегда есть трехлетний план– дорожная карта нашего движения. Есть наша leadership team – 12–15 человек, руководящие основными направлениями в компании. Ключевые слова при работе с командой для нас – доверие, взаимодействие, уважение и коммуникация. А еще мы очень быстро бежим вперед.
Отличие бизнеса и музыки, по моему мнению, в том, что существует очень мало компаний, работающих более 100 лет. А музыка живет вечно.
О.Л.: В работе музыкальной индустрии есть две ключевые составляющие. Первая – это работа музыкантов, вторая– менеджмент. В этом смысле мы нетак и далеко ушли от бизнеса. Процессы те же: планирование, бюджетирование, проектный менеджмент, анализ.
Как дирижер я одной ногой стою в яме с музыкантами, другой– погружена в организацию.
Мне нужны заместители и помощники, которые по звену выстроят работу оркестра. Благодаря им я могу прийти на репетицию, взять палочку– и дальше уже только музыка. Но эти условия кто-то должен создать. Недавно я имела честь работать с одним из старейших европейских оркестров – Берлинской государственной капеллой, которой в этом году исполняется 450 лет. Этим оркестром дирижировал еще один из сыновей Баха. Это был очень волнующий опыт: исполнять немецкие произведения с одним из старейших немецких музыкальных коллективов. Мне как украинке пришлось пройти очень долгий путь к этому.
Что еще общего между дирижированием и менеджментом? Ты должен найти подход к каждому, объединить всех ради общего результата. Нужна хорошо развитая интуиция, умение быстро принимать решения и брать на себя ответственность.
Когда Оксана проходила конкурс на должность главного дирижера Оперы Граца, одной из задач было дирижирование оперного спектакля без репетиций. Оксана говорила, что, заходя в оркестровую яму, не была уверена, пойдет ли за ней оркестр. Сергей, а в вашей карьере был момент такой неуверенности?
С.Б.: Бизнес, как и музыка, всегда меняет парадигму. Управленцам ежедневно приходится принимать решения. Иногда– очень важные. «Интертоп» много лет был сетью обувных магазинов, а сейчас является fashion-платформой. Мы начали продавать одежду, beauty. Наша цель – стать лучшим в мире fashion-экспертом. Поэтому мы начали очень много продавать онлайн в последние годы. Это требовало перестройки мозга всей команды на другие рельсы, но спасло нас во время карантина и дало мощный толчок к развитию. Нашей главной интенцией было помочь клиентам покупать то, что им нужно, онлайн. В фокусе были потребности клиентов, а не прибыль. Мы должны были быстро адаптироваться к новым реалиям. Это был момент неопределенности, но мы его успешно преодолели.
Как руководителям вообще адаптироваться к новым реалиям? Ведь мир очень хрупок: сегодня – пандемия, завтра – что-то еще.
О.Л.: За последние месяцы мы поняли, что предыдущая жизнь была настоящей роскошью. Сейчас мы не знаем, сколько еще времени пройдет, пока культурная жизнь, какой мы ее знали до сих пор, восстановится. Вчера вечером я открыла сезон, дебютировав во Франкфуртской опере. Это был очень непростой опыт работы в новой ковид-реальности. Эксперимент, даже прецедент. Нам пришлось ввести целый ряд изменений и ограничений. Мы сократили трехчасовой спектакль, чтобы сыграть его без антракта. В оркестровой яме должен был находиться только 21 музыкант (обычно это 70–80 человек). В зале на более чем 1500 мест– 390 зрителей. Музыканты сидели на расстоянии трех метров друг от друга. Представьте: впервые за много лет они не чувствовали друг друга кожей, а сидели, словно каждый сам по себе на льдине, плывущей в бескрайнем море. Хор также сократили: все пели в отдельных ложах и в масках.
Это были сумасшедший страх и ответственность. Во-первых, это мой дебют. Во-вторых, экстремальные условия. В-третьих, опера – это синтетическое искусство. Хор, оркестр, декорации, техника должны работать как единое целое. Я должна была «вслепую» выбрать из всего симфонического состава лишь 21 музыканта. Как это сделать? Разве что включить мысленный слух и попытаться представить этот «сокращенный» оркестр на сцене. Это был действительно огромный вызов, и да– ощущение неуверенности, что все получится.
Генеральная репетиция была катастрофой. Никто никого не слышал, музыканты раздражались. Я нервничала так, что не могла спать ночью. Но коллективу нельзя показывать свою панику – дирижер всегда должен быть спокоен и уверен. Премьера прошла замечательно, на невероятном подъеме. Все дышали на сцене как один. Были и доверие, и поддержка. Это были совершенно новые ощущения: когда в яме под 100 человек, дирижер со своего пульта видит это как море звука, а когда их двадцать – ты видишь каждую пару глаз.
Безумный стресс пережила не только я, но и все музыканты. Я зря в них сомневалась: каждому было небезразлично, каждый переживал за результат, несмотря на страх и дискомфорт.
Насколько важно для вас признание?
О.Л.: Это дает новые возможности, но на самомо деле это большой груз. Каждый твой успех обязывает тебя к следующим победам. Когда становишься успешным и продолжаешь двигаться вперед, жизнь становится сплошным испытанием. Ты оказываешься будто под прожектором и должен все время показывать лучший результат. В какой-то момент ты понимаешь, что себе не принадлежишь – за тобой все время наблюдают, и проколов допускать нельзя. Это всегда держит в тонусе.
С.Б.: Признание в бизнесе достаточно простое. Оно связано с достижением финансовых, тактических, стратегических целей. И это нормально. Но очень круто получать признание своих достижений и за пределами компании. От семьи, партнеров, клиентов. Однако самый строгий критик для себя – это я сам. Только я знаю, мог ли сделать лучше и чего на самом деле стою.
О чем вы мечтаете?
О.Л.: Мне бы очень хотелось всегда хорошо выдерживать work/life balance. Я все еще учусь гармонично сочетать профессиональную и частную жизнь. Просто быть счастливой. Конечно, это требует многих факторов: я не могу быть полностью счастлива, когда что-то не так с родителями, когда в Украине неспокойно.
С.Б.: Мы хотим построить компанию № 1 в мире. Также я хочу, чтобы люди, которые с нами работают, получали от этого истинное наслаждение. Есть мечты, связанные с семьей: чтобы и родители, и дети были здоровы и счастливы. Но в жизни есть бесконечно крутые вещи, которые происходят с тобой, даже если ты о них и мечтать не смел: например, возможность поговорить с Оксаной – это настоящее счастье, я очень за это благодарен.
Опубликовано в четвертом номере журнала Forbes (октябрь 2020)
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.