«Страна героев». Как устроен крупнейший военный благотворительный фонд Украины «Повернись живим», рассказывает его глава Тарас Чмут.
Новий номер Forbes Ukraine: 202 найбільші приватні компанії та 303 ефективних СЕО. Замовляйте та отримуйте два журнали за ціною одного!
Фонд «Повернись живим» – самый динамичный стартап Украины, часто шутим мы в редакции. У этого тезиса есть основание: за семь месяцев войны объем поступлений в фонд возрос чуть ли не в 600 раз. И с доходом за девять месяцев 2022 года около 6 млрд грн фонд, будь он компанией, уверенно оказался бы в сотне крупнейших. Но главный KPI руководителя фонда Тараса Чмута – не сколько денег они привлекли, а насколько эффективно их потратили: помогли ВСУ, повысили обороноспособность страны. Как устроен крупнейший военный фонд Украины, в чем его отличие и какие задачи стоят перед организацией, рассказывает Тарас Чмут.
Эпизод «Страны героев»: фонд «Повернись живим», Тарас Чмут
Почему украинцы доверили миллиарды гривен именно фонду «Повернись живим»? Когда началась война, все хотели кому-то помочь, пошли к тем, кого знали, кому доверяли и кто был на слуху. Это результат прошлогодней работы команды в систематизации отладки внутренних процессов, усилении репутации бренда, узнаваемости в целом. Мы позиционируем себя как фонд компетентной помощи, профессионально занимаемся помощью армии уже восемь лет.
В 20-х числах февраля мы начали получать за день больше, чем за весь предыдущий год. Показатели были для нас огромными. Но что такое 20 или 100 млн грн для обеспечения армии? Мы продолжили делать то, что и так делали, увеличив объемы и интенсивность в несколько раз.
В фонде работает 75 человек, которые привлекли и потратили около 6 млрд грн. Это стало возможным потому, что процесс был растянут на несколько месяцев. Плюс были крупные закупки – 0,5 млрд грн, это комплекс «Байрактар», есть и другие соглашения, по 100–200 млн грн. Потратить любые деньги – не проблема, сложно сделать это эффективно.
Юридически фонд может купить самолеты. Мне предлагали Су-27, МиГ-29, F-16 более простого уровня, вертолеты Ми-8 в хорошем состоянии 1992 года выпуска. У нас есть лицензия, позволяющая это купить без посредников. В этом наше отличие от многих других: мы можем это делать напрямую. Но, по-видимому, фонд никогда не купит самолет, это неэффективно.
Пока уделяем много усилий, чтобы работать с американцами и американскими властями. Там многие хотят помочь, но не знают, кому, как и чтобы гарантированно дошло до военных. Сейчас выстраиваем фандрейзинговую систему в США. Другая история – продвижение там украинского нарратива. Поверьте, Россия там работает хорошо, даже по нашим волонтерским вопросам. Третий момент – работа с американскими властями, оттуда формируется украинская политика.
Сколько до конца года фонд «Повернись живим» хочет привлечь денег? Чем больше будет средств, тем более масштабные проекты сможем делать и больше влиять на войну. Мы – одни из наиболее эффективных фандрейзеров в Украине. Как-то так выходит, что мы умеем собирать деньги.
Фонд работает с чувствительной информацией. У нас все сотрудники проходят полиграф, несколько этапов отбора и проверок, в том числе через спецслужбы. Далеко не все к нам попадают. Все члены команды с некоторой периодичностью проходят полиграф. Требования к сотрудникам достаточно высоки.
Руководство страны до последнего не верило в большую войну, команда фонда не смотрела на это с точки зрения «пронесет – не пронесет» и что это в XXI веке невозможно. Мы живем в мире, где все возможно, и история Украины – яркое тому подтверждение. Всегда стараюсь исходить из худшего сценария и к нему готовиться, поэтому мы несколько лет готовились к войне.
С 2017 года у меня было убеждение, что рано или поздно у нас будет очередное большое обострение с Россией. Это повлияло на то, что мы не только начали заниматься помощью войскам в зоне АТО, но и запустили проекты, которые могли бы усилить обороноспособность Украины как государства в случае полномасштабной войны. В 2021 году было два флагманских проекта: создание и развитие сил территориальной обороны и модернизация противовоздушной обороны Сухопутных войск. Мы вкладывали на тот момент 20–30% нашего бюджета в модернизацию операционной системы и создание командных пунктов управления.
У нас все сотрудники проходят полиграф, несколько этапов отбора и проверок, в том числе через спецслужбы. Далеко не все к нам попадают.
В первые же дни войны все вложенные средства окупились в 10 000–20 000 раз. Мы потратили на модернизацию системы ПВО несколько миллионов гривен. А один современный российский самолет стоит $30–50 млн. У нас есть один из зенитных ракетных полков, у которого более 100 подтвержденных сбитых целей, включая БПЛА. А мы модернизировали далеко не один дивизион.
Тарас Чмут не знает, как улучшать советское ПВО, он знает, как управлять знающими людьми. Есть специалисты, в большинстве своем бывшие военные, которые значительную часть жизни занимались узкой отраслью. Опираясь на современные технологии и советское железо, они знают, что нужно к нему добавить, как настроить, что организационно изменить, чтобы оно заработало в разы эффективнее.
Сила команды фонда в том, что у нас есть люди, многие годы очень тесно работающие с армией. В первую очередь Андрей Рымарук, руководитель военного направления.
Мы стараемся исходить из критерия максимального результата на каждую вложенную гривню. Наш подход к работе отличается от массового волонтерства, когда вы собрали деньги, купили тепловизор, приехали к военному, дали ему в руки и уехали. Мы покупаем 1000 тепловизоров и через Генштаб обеспечиваем участок фронта в 300 км. Государство знает, что на этом участке потребность полностью закрыта нашим фондом.
Мы тратим большие деньги на неочевидные вещи, которые, однако, дают самый высокий КПД, тот же пример с модернизацией ПВО. Пытаемся находить решения, дающие преимущество на поле боя не одному солдату, а всей стране. Покупка одного истребителя – скорее пиар, он мало что изменит, а покупка за те же деньги 10 качественных систем БПЛА, которые будут наводить HIMARS, может изменить расклад сил на фронте.
Часть людей из фонда осталась в Киеве в марте. У нас была внутренняя дискуссия по поводу риска бесперебойной работы фонда. Но решили, что ценностно фонд должен оставаться в Киеве. Здесь был центр обороны страны, и мы должны быть здесь. Фонд представляю я – значит, я остаюсь. И со мной небольшая часть команды.
В марте мы жили в офисе. Когда Киев закрывался на комендантский час, мы могли спокойно сесть и работать. До этого времени офис фонда был как муравейник: сотни военных, волонтеров, всем что-то нужно прямо сейчас, какие-то проблемы, закупки, доставки, разгрузки. Обсудить, куда мы двигаемся, что покупать, понять, что к нам уже едет, мы могли с 11 и до 3–4 часов ночи.
Результат на выходе будет один – Украина победит. Вопрос лишь в цене и времени.
Война забрала многих из моего окружения. Как не впадать в депрессию от таких новостей? Я достаточно уравновешен. Пытаюсь сосредотачиваться на работе. Сочувствовать, оплакивать и осмысливать все потери мы должны после победы либо существенной остановки. Сейчас все должны концентрироваться на войне и победе.
ВСУ не держатся на волонтерах. Общество заблуждается, когда, например, говорит, что Министерство обороны не покупает бронетехнику. Министерство много всего контрактует, многое делает. Волонтеры помогают, восполняют какие-то пробелы. Возможно, вытащили какой-то короткий период времени февраля – апреля, пока государственная машина запустилась.
Преимущество волонтеров в том, что они могут покупать здесь и сейчас. Условно, без официальной бюрократии. Волонтеры более гибкие, они могут сделать быстро, могут найти, поехать, выменять, договориться. В чем-то лучше понимают потребности войск.
Мы знаем ситуацию на отдельных участках фронта лучше, чем ее знает Генеральный штаб. Кто-то из сотрудников постоянно на передовой, мы все время общаемся, получаем неофициальную информацию, как оно есть на самом деле. До должностных лиц может доходить информация, которую они хотят получить.
В чем отличие «Повернись живим» от других фондов? Мы институт, который был до войны и будет после. Мы не собираемся в политику, не поддерживаем политиков и не даем им пиариться на нашей деятельности. И мы будем придерживаться своей аполитической равноудаленной линии.
Мы страна, которой управляют Facebook и президент. Чтобы быстро и системно решать некоторые проблемы, нужна медийная огласка. Когда мы столкнулись с тем, что некоторые военные администрации потребовали, по сути, отката за разрешение ввозить волонтерскую помощь, я вынес это в публичную плоскость. После этого Кабмин внес изменение в постановление – и проблема была устранена. Мы решили проблему через неделю, системно и для всех волонтеров.
Война, которую мы ведем, ужасно дорогая. Та техника и вооружение, которые мы получаем, те HIMARS, которым мы радуемся, и их применение стоит космических денег.
Мы играем с Россией на истощение – кто первым закончится. Мир не будет за нас воевать и слишком долго нас поддерживать в таких масштабах тоже не будет.
Войны ведут в экономике. Украине важно, чтобы наша экономика, которая вновь слишком сильно пострадала, оправилась. Поэтому – мое личное мнение, – что предприниматели должны развивать бизнес, создавать рабочие места, а не идти в ВСУ. Запад не всегда будет давать нам деньги. Мы должны научиться зарабатывать сами, даже в условиях войны.
Украина должна быть проактивна в войне. Мы должны переносить войну на территорию России. Должны наносить удары там, где не ждут. Должны постоянно находить неклассические подходы к ведению войны.
Результат на выходе будет один – Украина победит. Вопрос лишь в цене и времени.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
