В среднем студенты сосредотачиваются на одном виде деятельности в течение 19 секунд. Офисные работники – в течение трех минут. Писатель и журналист Иоганн Гарри заметил, что сам тоже не способен долго сконцентрироваться на одном деле. Почему и как это исправить, он повествует в своей книге «Искусство сосредотачиваться. Как у нас украли внимание»
Иоганн Гарри убежден, что ослабление внимания не следует воспринимать как личный недостаток. «Это причиняют всем нам мощные силы. В частности, IT-гиганты Big Tech, но не только они», – говорит британско-швейцарский писатель. Гарри преодолел 48 000 километров и взял интервью у более 250 специалистов, чтобы узнать, что еще вредит нашему умению концентрироваться. В своей книге он выделил 12 факторов, среди которых то, что мы редко блуждаем мыслями.
Когда Гарри устроил себе цифовый детокс – три месяца без интернета на краю полуострова Кейп-Код (США), – он понял, что позволять себе «считать ворон» полезно. Почему? Среди преимуществ – прокачка креативности и повышение готовности к будущему.
Forbes публикует отрывок из книги Гарри «Искусство сосредотачиваться. Как у нас украли внимание», которое издательство «Лаборатория» опубликовало на украинском в январе 2022 года.
На протяжении более ста лет представления специалистов о внимании формировались из одного образа – этакой метафоры внимания. Представим концертную сцену Hollywood Bowl: десятки тысяч зрителей смеются, толкаются, кричат, рассаживаются и ждут, когда начнется шоу. И вот свет тускнеет, и прожектор озаряет сцену. Он направлен на одного человека – Бейонсе. Или Бритни. Или Бибера. Вдруг болтовня и гомон стихают, и все внимание полностью сосредотачивается на одном человеке и его невероятном выступлении. В 1890 году основатель современной американской психологии Уильям Джеймс писал на эту тему в одном из самых выдающихся произведений (по крайней мере, для Западного мира): «Каждый знает, что такое внимание». Внимание, как он утверждал, – это «прожектор». Если перевести на понятный нам язык, это момент, когда Бейонсе выходит на сцену, и все вокруг тебя словно исчезают.
В свое время Джеймс приводил другие примеры, и психологи испытывали другие подходы к восприятию внимания, но с тех пор изучение внимания сосредотачивалось, прежде всего, вокруг «прожектора». Подумав, я понял, что тоже так представляю внимание. Распространенное определение внимания – способность человека избирательно сосредоточиться на чем-либо в окружении. Поэтому, называя себя невнимательным, я думал, что не могу направить «прожектор» внимания на что-то одно, на чем хочу сосредоточиться. Хочу почитать книгу, но свет моего внимания никак не отклоняется от телефона или от людей, говорящих за окном, или от моих волнений о работе. Такой подход во многом правильный, но я узнал, что на самом деле это только одна форма внимания, которую нужно взять под контроль для полноценного функционирования. Она существует подле других форм, не менее важных для слаженного мышления, и, как оказалось, эти формы внимания сейчас находятся под еще большей угрозой, чем «прожектор».
* * *
До побега на Кейп-Код я жил в торнадо ментальной стимуляции. Во время пеших прогулок всегда слушал подкасты или говорил по телефону. В магазинах не мог постоять в очереди и двух минут, не глядя в телефон или не читая книгу. Я впадал в панику от мысли, что хотя бы минута моей жизни не будет заполнена стимуляциями, и меня удивляли люди, которые так не поступали. Во время длительных поездок поездом или автобусом, увидев пассажиров, которые шесть часов подряд сидят и смотрят в окно, я еле сдерживался, чтобы не наклониться к ним со словами: «Извините, что беспокою. Меня это, конечно, не касается, но хочу уточнить: вы же понимаете, что ваше время на земле ограничено, и часы тикают, неумолимо приближая вас к смерти? Вы отдаете себе отчет, что никогда не вернете шести часов, которые пробездельничали? Вы знаете, что когда умрете, это уже навечно? Вы знаете это или нет?» (Я никогда такого не чудил, как вы, наверное, догадались, ведь пишу эту книгу не в психбольнице, однако мне хотелось).
Поэтому я думал, что в Провинстауне, избавившись от отвлекающих меня раздражителей, буду иметь одно преимущество: больше времени на еще больше стимуляций и лучшее усвоение потребленного контента. Я смогу слушать гораздо более длинные подкасты! Читать гораздо более толстые книги! Так и случилось, но произошло еще нечто неожиданное. Однажды я оставил айпод в домике и решил просто пройтись по пляжу. Я гулял два часа и позволил мыслям путаться, никуда не направляя «прожектор». Мое мышление бродило: я то рассматривал крабиков на пляже, то вспоминал детство, то ловил идеи для книги, которую когда-то напишу, то рассматривал мужчин, которые загорали в плавках. Мое сознание дрейфовало, как качавшиеся на горизонте лодки.
Сперва я почувствовал вину. «Ты же приехал сюда сосредоточиться, – упрекал я себя, – научиться концентрировать внимание. А сам обольщаешь себя противоположным – ментальной детумесценцией». Однако я продолжал. Не почувствовал, как начал это делать каждый день, и уже летал в облаках дольше: по три, четыре, порой даже по пять часов. В обычной жизни такое было бы немыслимо. С тех пор как был ребенком, не чувствовал себя таким креативным, как теперь. В моей голове закружились идеи. Вернувшись домой, я их записывал и понимал, что за трехчасовую прогулку у меня возникло больше творческих идей (и образовалось больше связей), чем обычно за месяц. Я стал позволять себе ненадолго побродить мыслями: дочитав книгу, лежал минут двадцать, обдумывал прочитанное, смотрел на воду.
Как ни странно, как-то непостижимо для меня внимание улучшилось, когда исчез «прожектор». Но как это могло быть? Я начал понимать, что со мной творилось только когда узнал, что в последние 30 лет неожиданно активизировались исследования темы блуждания мыслей.
* * *
В 1950-х годах в маленьком городке Абердин в штате Вашингтон, у учителя химии старшей школы, господина Смита, возникла проблема с одним учеником – подростком, по имени Маркус Райхль. Учитель позвонил родителям парня и строго объяснил, что тот плохо себя ведет: «Ваш сын имеет привычку считать ворон», – сказал Смит. Всем известно, что худшей вины в школе нельзя представить.
Тридцать лет спустя парень совершил в этой теме прорыв, которого господин Смит не одобрил бы. Маркус стал выдающимся нейробиологом и получил почетную в своей области премию Кавли. В 1980-х годах в его кабинете зародилось новое видение происходящего в человеческом мозге благодаря позитронно-эмиссионной томографии (пет). Я встретился с ним для интервью в этом историческом месте – в Медицинской школе Вашингтонского университета в Сент-Луисе, штат Миссури. Когда Маркусовы коллеги разработали новую технологию, он стал одним из первых ученых, кто воспользовался ею. Включив аппарат и положив туда пациента, он заглянул в его мозг так, как никто раньше.
На медицинском факультете Маркуса учили, что процессы в мозге несосредоточенного человека – точно известны. Мозг «присыплен, тихий, ничего не делает, как и мышцы, пока не начнешь ими шевелить», – рассказывали ему. Но однажды Маркус заметил что-то необычное. Пациенты, которые лежали в пет-сканере и ждали, пока он даст им задание, блуждали мыслями. Готовя задачи, ученый поглядывал на аппарат и удивлялся. Было очевидно, что мозг пациентов был активным, в противоположность тому, что утверждали преподаватели медицинской школы. Активность перемещалась из одной части мозга в другую, однако он живо работал. Озадаченный ученый принялся изучать подробнее. Маркус Райхль назвал участки мозга, которые активизируются, когда вы думаете, что бьете баклуши, «сетью пассивного режима работы мозга». Исследуя и анализируя, что делает человеческий мозг, когда человек вроде бы ничего не делает, Маркус увидел на сканере, что эти участки начинают поблескивать. Исследователь воскликнул: «Боже, вот они! Все здесь!». Это было удивительно для него.
Произошло изменение парадигмы. Ученые иначе взглянули на то, что происходит в мозге, и во всем мире запустились исследования десятков других аспектов. В частности, неожиданно возросло внимание к исследованиям рассеянного мышления: что происходит, когда наши мысли свободно путешествуют, ни за что не цепляясь и ни на чем не сосредотачиваясь? Мы видим, что-то происходит, но что именно? Споры продолжались несколько десятилетий. Некоторые ученые пришли к выводу, что сеть пассивного режима работы мозга активизируется, когда человек блуждает мыслями. А другие категорически не соглашаются. Споры продолжаются до сих пор. Однако открытия Маркуса побудили исследователей разобраться, почему мы вообще блуждаем мыслями и какие это дает преимущества.
Чтобы лучше понять, я отправился в Монреаль, Квебек, на интервью с Нейтаном Спренгом – профессором нейробиологии и нейрохирургии, а затем – в Йорк, Англия, на интервью с Джонатаном Смоллвудом – профессором психологии. Эти ученые наиболее тщательно исследовали интересующую меня тему. Это относительно новая область исследований, поэтому основные выводы до сих пор подвергают сомнению, и больше прояснится только в последующие десятилетия. Однако, согласно нескольким десяткам уже проведенных исследований, мне кажется, определяются три важнейших процесса, происходящих во время блуждания мыслями.
Во-первых, вы медленно постигаете мир. Джонатан привел мне пример. Читая книгу (как сейчас), вы, несомненно, сосредотачиваетесь на отдельных словах и предложениях, но всегда одновременно блуждаете мыслями. Вы размышляете, как эти слова касаются вашей жизни. Сравните прочитанные предложения с тем, о чем говорилось в предыдущих главах. Вы предполагаете, о чем будет идти речь. Вы задумываетесь, нет ли противоречий в словах автора, или, может, под конец все станет на свои места. В вашей памяти неожиданно возникает воспоминание из детства или из телепередачи, которую вы посмотрели на прошлой неделе. «Вы слепляете вместе разделы книги, чтобы определить главенствующую тему», – рассказал профессор. Дело не в том, что вы плохо читаете. Именно таким должно быть чтение. Если бы вы не позволили себе немного побродить мыслями сейчас, чтение книги не имело бы смысла. Для того чтобы понять ее, вам нужно достаточно ментального пространства для блуждания.
Это касается не только чтения, но и жизни. Чтобы что-то понять, важно немного блуждать мыслями. «Если бы вы не были способны на это, – сказал мне Джонатан, – очень многое вылетало бы из головы». Ученый обнаружил: чем больше вы позволяете себе блуждать мыслями, тем лучше определяете путь к целям, осуществляете творческий подход и принимаете взвешенные долговременные решения. У вас все будет лучше выходить, если вы отпустите мышление плавать и медленно, подсознательно постигать жизнь.
Во-вторых, когда ваши мысли блуждают, начинают образовываться новые связи, часто обеспечивающие решение ваших проблем. Как объяснил мне Нейтан, «происходит следующее: при наличии нерешенных проблем мозг пытается навести порядок», если только имеет для этого простор. Ученый привел мне известный пример: французский математик XIX века Анри Пуанкаре бился над одной из самых сложных задач: целую вечность наводил свой «прожектор» на каждую цифру. Однажды отправился в путешествие, и решение внезапно озарило его, когда он заходил в омнибус. Выключив «прожектор» внимания и позволив мыслям самовольно бродить, он наконец совершил соединение и нашел ответ. Действительно, если вспомнить историю науки и инженерии, многие грандиозные прорывы происходили не в момент сосредоточенности, а в момент летания в облаках.
«Творчество – это не создание новых идей, вытекающих из мозга, – рассказал мне Нейтан. – Это формирование новой ассоциации между двумя уже имеющимися в нем идеями». Погрузившись в думы, человек позволяет себе «развертывать более длинные цепочки мыслей, что способствует образованию ассоциаций». Анри Пуанкаре не придумал бы ответа, если бы сужал внимание только к задаче, которую пытался решить, или если бы полностью не развеялся. Чтобы его озарило, понадобилось побродить мыслями.
В-третьих, мышление в таком состоянии, как объяснил Нейтан, отправляется в «ментальное путешествие во времени»: копается в прошлом и старается предсказать будущее. Освободившись от давления узкого мышления о том, что под носом, ум начинает обдумывать, что может произойти дальше, и помогает подготовиться.
Пока не пообщался с учеными, я думал, что блуждание мыслями (дело, которому я охотно отдавался в Провинстауне) – противоположно вниманию, поэтому упрекал себя. Теперь я узнал, что ошибался. На самом деле, это другая форма внимания – и очень нужная. Нейтан сказал мне, что сужение внимания к «прожектору» и сосредоточение на чем-то одном требует «определенных ресурсов», и когда мы выключаем «прожектор», «ресурсы остаются, но мы можем направить большую их часть» на другие способы мышления. «То есть внимание не обязательно рассеивается, а только смещается» к другим важным мыслям.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
