Наша война определит правила игры, очертит границы допустимого, а заодно – обновит учебники в каждой военной академии по всему миру. А особенность последних двух лет в том, что все это время Украина доказывает свою субъектность. Forbes попросил журналиста и военнослужащего Павла Казарина рассказать, как, по его мнению, российско-украинская война повлияла на Украину, украинцев и мир.
До войны я февраль не любил.
10 лет назад этот месяц сломался для меня в двадцатых числах. Победа Майдана сменилась российским вторжением в Крым. Отлично помню эмоции того времени. Оторопь, бессилие и ощущение слома всего, что считал фундаментом.
На февраль приходилось слишком много воспоминаний. В первую очередь о том унижении, которым 10 лет назад в последние числа месяца мы платили за собственную близорукость.
Мы надеялись на документы – и они нас подвели. Рассчитывали на союзников – но они промолчали. Армия, которая всегда считалась балластом для молодой страны, внезапно оказалась ее единственной надеждой.
Тот месяц стал водоразделом – и из года в год приносил с собой напоминания о нашей прежней наивности.
Уничтоженная российская военная техника возле аэропорта Гостомель, Киевская обл., 22 февраля 2024 года. Фото Getty Images
Два года назад февраль снова стал месяцем перелома. Но ощущения были уже иными.
Помню очереди в военкоматы в первые дни войны. Помню тех, кто готов был дать взятку за право оказаться в армии. Помню ощущения веселой злости и азарта, которые царили в батальоне.
В том коктейле эмоций было много всего, но чего там точно не было, так это бессилия. 10 лет назад конец зимы стал символом нашей слабости. Два года назад – свидетельством нашей силы.
Оптика «маленького человека» приучает воспринимать себя пешкой в руках игроков. Мы долгие годы готовы были довольствоваться этой логикой, отводя своей стране второстепенную роль.
Где-то далеко был мир «взрослых», принимавших решения, от которых зависела и наша судьба. 2014-й пошатнул такой взгляд на мир, а 2022-й – отправил в небытие.
И теперь роль взрослого приходится примерять уже нам самим. Все остальные внимательно следят за ходом нашей войны. Одни – потому что боятся оказаться в роли следующей жертвы. Другие – потому что примеряют на себя китель агрессора.
Наша война определит правила игры, очертит границы допустимого, а заодно – обновит учебники в каждой военной академии по всему свету.
От ее исхода будет зависеть новая этическая рамка.
Что эффективнее: рыночная демократия или рыночная диктатура? Что дальновиднее: помогать жертве или зарабатывать на ее трагедии? Какая стратегия выгоднее: быть циником или идеалистом?
Пока мы выигрываем время для наших западных соседей, они могут посвящать его решению этих ребусов.
Муж премьер-министра Дании Бо Тенгберг (л), премьер-министр Дании Мэтте Фредериксен (ц) и президент Украины Владимир Зеленский (п) во время мемориальной церемонии на военном кладбище "Марсовое поле". Львов, 23 февраля 2024 года. Фото Getty Images
Вопреки нашим желаниям мы стали играть в высшей лиге. Российские танковые колонны не дошли до Ла-Манша, потому что сгорели под Авдеевкой. Российский флот создавался десятилетиями, а был потоплен дронами, придуманными за год.
Мы переоценивали противника, недооценивали себя – и теперь оказались в роли эпических персонажей из всех блокбастеров одновременно.
Наша война ведь и правда больше нас самих. Все происходящее – это столкновение не столько двух государств, сколько двух систем. Прошлого и будущего. Архаики и современности. Эти два лагеря существовали параллельно, и каждый прирастал государствами, выбиравшими для себя правила игры.
Рано или поздно системы были обречены столкнуться, чтобы проверить себя и соперника на прочность. И нашей стране выпало стать мерилом устойчивости.
Оптика «маленького человека» перестала работать, но остались «маленькие люди». Они продолжают вписывать любую новость в одну из двух противоположных парадигм. Одна сводится к тому, что «все обязательно будет плохо». Другая – к тому, что «все непременно будет хорошо».
Мы проходили подобное еще в первую фазу войны. Одни рассказывали нам про глобальный договорняк и сулили скорое поглощение Украины Россией. Другие твердили про план «анаконда» и обещали неизбежное удушение Москвы и превращение Украины в «витрину цивилизации».
У этих двух лагерей – что тогда, что сейчас – было куда больше общего, чем они думали. Те и другие изначально отказывали Украине в субъектности. В их прогнозах будущее определял кто-то иной, власть которого перечеркивала любые сознательные усилия самих украинцев.
Военные ВСУ, Кременная, Луганская область. Фото Getty Images
А особенность последних двух лет в том, что все это время Украина доказывает свою собственную субъектность. «Клуб взрослых» существует, и нам выписан членский билет. Тревожность стала нашим спутником именно потому, что наше будущее не определено. Его прямо сейчас прописывают сотни тысяч людей на фронте. Они ведут бой, пока вы читаете этот текст.
И если наша война определяет для остальных правила игры в этом столетии, то для нас самих она выступает еще и тестом на ответственность. Каждый проходит его самостоятельно, и мобилизация этого года будет еще одной проверкой на взросление.
В конце концов, судьбу страны определяет каждый. Кто-то своими действиями. Кто-то своим бездействием. Но только если вы решили снять с себя ответственность, это не значит, что она на вас не ляжет.
Наша война длится дольше, чем мы рассчитывали, – и это проблема наших ожиданий. Наша война длится дольше, чем рассчитывали они, – и это наша заслуга. Мы точно знаем, что любой ее исход изменит мир, к которому мы привыкли. Но этот исход будет зависеть и от того, как война изменит нас самих.
У меня больше нет эмоций по поводу февраля. Мы квиты.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
