Оптимистичный прогноз экономического роста Украины на 5–7% в год, бизнес на янтаре, масштабирование MakeUp, беспредел силовиков и новые направления для инвестиций. О чем говорили в новом выпуске проекта Business Breakfast редактор-основатель Forbes Ukraine Владимир Федорин и инвестбанкир Игорь Мазепа.
Основатель Concorde Capital Игорь Мазепа, 46, до полномасштабной войны инвестировал в недвижимость, медицину, газовые месторождения, добычу янтаря и другие отрасли. Сейчас оценивает собственные активы очень сдержанно, но верит в скорейшее послевоенное восстановление экономики Украины. Среди главных рисков усиливается роль государства и растущее давление силовиков на бизнес.
В эфире YouTube-проекта Forbes «Business Breakfast с Владимиром Федориным» бизнесмен откровенно рассказал, куда инвестирует во время войны, где видит новые возможности и что делает для того, чтобы защитить свою собственность от посягательств чиновников.
О бизнес-активности и росте экономики
Я согласен со свежими оценками МВФ. Мы видим оживленные тенденции. Внутренний спрос растет. Граждане охотнее тратят деньги, поскольку есть гораздо больше уверенности в будущем, чем шесть месяцев назад.
За 15 месяцев войны люди адаптировались. Это видно по гражданам, бизнесу и даже по киевским улицам. До начала майских обстрелов в Киев вернулось много людей и чувствовали себя здесь спокойнее.
С точки зрения ВВП важнее не цифры, а динамика. Она сейчас не нейтральная, а более положительная. Конечно, 10% роста ВВП в этом году меня удивят, но 5–7% – это абсолютно рабочая цифра.
Пока у нас есть экономическая помощь, макроситуация будет стабильной. Резервы НБУ на исторических максимумах, бюджет выполняется своевременно, зарплаты в госсекторе платят. Бизнес, хоть и с нареканиями и определенной коррупционной составляющей, но получает возмещение НДС.
Военные являются самым большим драйвером на потребительском рынке. Их семьи стали покупать жилье, особенно на западе Украины. То есть активизировалось строительство жилья, и на него есть спрос, чего мы не могли ожидать еще в январе. Единственное – фактически исчезли инструменты для сбережения средств.
По-прежнему ли Мазепа кандидат в список богатейших?
Пытаться оценить рыночную стоимость активов во время войны – это фактически пальцем в небо. Я вложил в украинские активы десятки миллионов долларов. Но сколько это сейчас стоит? До войны это стоило бы сотни миллионов долларов. А сейчас, быть может, и ничего.
С 2014 года мы инвестировали в крупнейшую украинскую медицинскую сеть «Добробут». Это очень капиталоемкий бизнес. Порог входа туда – десятки миллионов долларов. За эти девять лет я инвестировал в «Добробут» $70–80 млн. И, несмотря на военное время, он активно растет.
Еще один известный бренд MakeUp – крупнейший украинский интернет-магазин со средствами по уходу за телом и лицом, косметикой и т.д. Он очень активно развивается и масштабируется на внешних рынках. Ему удалось перенести свою бизнес-модель из Украины на рынки Западной и Восточной Европы – в Польшу, Румынию, Болгарию, Испанию, Португалию. Сейчас открывается Америка. Есть планы на азиатские рынки. Это очень динамичная компания.
Я также инвестировал в цементный бизнес. В Украине, как и во всем мире, вокруг него сложилась олигополия. Это тоже очень капиталоемкий рынок. Нет никакого смысла делать что-либо, если ты не сможешь производить 1,5 млн т цемента в год. Считаем где-то по $150 за тонну и выходим на $200+ млн основного капитала.
Поэтому в Украине и мире сложилась олигополия, где есть три-четыре игрока на каждый рынок. Обычно это западные игроки, что-то вроде «большой четверки» в аудите. Кроме «Ивано-Франковскцемента», который является крупным игроком в Украине, есть еще «Криворожский цемент», в который я инвестировал вместе с партнерами – Виталием Антоновым и Василием Даниляком.
Еще есть немного загородной недвижимости. Всем известный Shelest, где еще много всего строится. Мы хотим выйти за пределы обычных инвестиций в недвижимость. В ближайшее время удивим потребителей и инвесторов новыми предложениями.
Как токсичный янтарь стал прибыльным бизнесом
Когда мы начинали инвестировать в янтарь шесть-семь лет назад, это была полутоксичная история. Во-первых, добыча янтаря – это большая экологическая проблема. Я много летал на вертолете над янтарной частью Полесья – вся эта часть еще при раннем Порошенко превратилась в экологическую катастрофу. Во-вторых, там постоянно существовала круговая порука из ментов, депутатов провластных партий и местных властей.
Мы купили на вторичном рынке чуть ли не единственную в то время легальную лицензию на добычу. Пришлось пройти три решения Кабинета Министров еще при Гройсмане. Тогда они дали зеленый свет для инвесторов в янтарь, но это заняло для нас годы.
Сейчас мы чуть ли не единственная компания, делающая рекультивацию, то есть мы сажаем новый лес после того, как добыли янтарь. У нас рекультивировано около 30 га.
В прошлом году мы добыли чуть больше 10 т янтаря. Это около $6–7 млн. Это сотни рабочих мест в Ровенской области. Месторождение мы оценивали в 47 т – надеюсь, мы на них выйдем.
Мы чуть ли не единственные, у кого вообще что-то получилось на янтарном рынке. Правительство начало продавать многочисленные лицензии на добычу янтаря, но все они «полулевые». Мы получаем много предложений, но часто видим бумаги и понимаем, что это не прозрачная история. Кроме лицензии на добычу, тебе нужно иметь лицензию на вырубку леса.
К нашим партнерам, которые занимаются операционным бизнесом, как-то пришли силовики и потребовали деньги за то, чтобы мы могли легально вывезти янтарь через таможню. Мы договорились, что будем терпеть, но не дадим им шансов выкрутить эту историю. В ответ сказали: если отказываете, дайте нам официальный документ об этом, чтобы мы могли обжаловать процессуально. Мало кто из силовиков готов к такому разговору. В итоге груз простоял на таможне где-то пять дней и мы его спокойно вывезли.
Споры Мазепы с государством
Чем мы отличаемся от других бизнесменов, к которым тоже приходят силовики? Мы решили не молчать, а занять активную позицию. Потому что силовики привыкли ходить безнаказанными и реакции на этот произвол практически нет.
Сейчас обыски – это обычная, бытовая история. Бизнес находится под наибольшим давлением от силовых органов за последние 20 лет. Где-то власти переплюнули времена Януковича.
История с австрийской компанией Strabag SE, у которой мы купили Жеселевский и Хустский карьеры еще в октябре 2021-го на открытом тендере за $2 млн, – это полный абсурд. Мы подали иск в Министерство юстиции. А ведь Strabag – мировой лидер на рынке строительства, ее услугами пользуются по всей Западной Европе. Но оказалось, что 25% акций Strabag находятся в собственности подсанкционного российского бизнесмена Олега Дерипаски. Он являлся одним из акционеров еще с начала 2000-х. Поэтому государство решило, что мы «фронтируем» Дерипаску, то есть помогаем вывести средства из Украины. Теперь мы судимся. Посмотрим, чем это кончится.
Дело не в том, что Мазепа кому-то дорогу перешел. Это просто время у нас такое, что государство активизировалось, но последние кейсы уже доходят до маразма, как с арестом Коболева или Пивоварского. То есть человек, работающий на госкомпанию, должен всегда помнить, что потом к нему придут силовики, если он что-то сделает правильно, но «не по форме».
Я поддерживаю инициативу отбирать украинские активы у российского бизнеса. Но против того, чтобы отбирали бизнес у украинских бизнесменов.
Есть несколько инициатив, обсуждаемых в бизнес-среде. Бизнесмены хотят создать антирейтинг правоохранителей, судей или и тех и других, кто незаконно использует свои полномочия. Мы хотим дать сигнал, что бизнес-сообщество объединяется, и мы хотим сделать таких людей токсичными для институтов, в которых они работают, и честных коллег, честь мундира которых они порочат.
Это будет что-то вроде списка коллаборантов «Миротворец». Если власти не будут реагировать на призывы бизнеса, он придумает что-то креативное. Некоторые движения уже пошли. Вопрос, как сделать это правильно. Есть идея создать коллегиальный орган из уважаемых людей, который бы вел этот процесс.
«Производственная мафия» на цементном заводе в Кривом Роге
До наших инвестиций в «Кривой Рог цемент» там была разруха, а сейчас, образно скажу, – цветет сад. Мы наладили работу, и завод из хронически убыточного превратился в прибыльный бизнес. Даже в военное время он прибыльный, хотя мы потеряли где-то 70% рынка.
Когда мы в первые месяцы зашли в «Кривой Рог цемент», столкнулись с производственной мафией. Компания до нас генерировала убытков примерно €25 млн в год. Мы превратили ее в прибыльный бизнес с €13–15 млн положительной EBITDA. Ранее на компании паразитировали разные чиновники. Начиная с «Укрзализныци», где не давали вагоны, а предлагали услуги близких ей компаний по транспортировке.
Кстати, «Хайдельберг» потерял лицензию на известняковый карьер, потому что пришел какой-то чиновник с проверкой и поставил условие: или даешь взятку, или мы не продлеваем разрешение. Огромная немецкая компания, разумеется, взятку платить отказалась и в один день потеряла доступ к сырью. То есть немцы не справились с нашим «инвестиционным климатом» – инвестняни к ним так и не пришли.
Аналогично после покупки карьеров у австрийского Strabag мы тоже встретили большое сопротивление персонала, годами сидевшего «на потоках». Они даже топили нашу технику в противопожарных водоемах, этакая маленькая месть.
Существует ли профессия инвестбанкира во время войны
Большинство бизнесов упали в прошлом году, как и вся экономика, минимум на 30%. Но бизнес живет ожиданиями. И они достаточно оптимистичны: что мы отвоюем всю нашу территорию, сюда зайдут мощные западные инвесторы и здесь будет клондайк. Я их частично разделяю.
Есть вакуум между ожиданиями покупателя и ожиданиями продавца, поэтому рынок полуживой.
Все серьезные инвестиции, которые у нас были, за военное время прошли в рамках уже имеющихся инвестиций. К примеру, «Добробут» купил еще две большие больницы в Украине и расширил свой бизнес. MakeUp привлек новые деньги под экспансию и открыл новые рынки. На операционном уровне в каждой из наших компаний что-то происходило.
А что касается инвестбизнеса Concorde Capital, то мы рассматриваем аграрное направление. Оно интересное, но есть разные риски: прежде всего военные, риски работы «зернового коридора», того, что наши партнеры будут ограничивать экспорт агропродукции. То есть и цена должна быть адекватна всем этим рискам. Если нам удастся за разумную цену что-нибудь купить, то мы точно купим.
До окончания войны или подписания стабильного соглашения о мире сюда не пойдут крупные западные компании и инвестиции. К сожалению, нам придется самостоятельно плескаться в этом аквариуме. Но что касается перспективных секторов, мне нравится сегмент строительных материалов. После войны он будет «бумить». Мы посмотрели, что можно приобрести.
Амбициозно скажу: если это будет интересный, по разумной цене и перспективный проект, то не исключаю, что мы соберем сотни миллионов долларов для инвестиций. Есть даже предварительные договоренности.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
