Апелляционная палата ВАКС 1 марта назначила экс-управляющему «Нафтогаза» Андрею Коболеву залог в 230 млн грн. НАБУ и САП подозревают его в хищении этой суммы – части премии за победу над «Газпромом» в Стокгольмском арбитраже. В интервью Forbes Коболев рассказал о сложностях со сбором средств на залог, заблокированных счетах, причинах активизации дел реформаторов и сотрудничестве с руководством Офиса президента
🎬 YouTube-проєкт Forbes Next про майбутніх зірок українського бізнесу. Новий випуск про школу програмування GoIT. Як вона будує мільярдну компанію на світчерах 👉 Дивіться за цим лінком
В начале 2018 года Национальная акционерная компания «Нафтогаз Украины» побеждала российский «Газпром» в Стокгольмском арбитраже. Результат спора – $4,6 млрд в пользу Украины. $2,9 млрд Россия выплатила в конце 2019-го, остальное засчитано как оплату за потребленный, но не оплаченный Украиной российский газ.
Среди архитекторов победы – председатель правления «Нафтогаза» Андрей Коболев, 44, в 2014–2021 годах, исполнительный директор компании Юрий Витренко, 46, и еще 39 сотрудников компании.
В апреле 2018-го наблюдательный совет «Нафтогаза» проголосовал за премирование этих сотрудников на $46 млн, или 1% от суммы выигрыша, то есть от $4,6 млрд. Премия Коболева – $22,4 млн, или 609,3 млн грн по среднегодовому курсу 2018-го.
Теперь Коболеву грозит от семи до 12 лет лишения свободы. НАБУ и САП считают, что Коболев незаконно себя премировал более чем на 229 млн грн в 2018-м. Нормативно определенный размер таких выплат для Коболева не мог превышать 37,48 млн грн, говорится в релизе НАБУ. 19 января 2023 года сотрудники САП и НАБУ вручили подозрение Коболеву в Киеве, остановив его автомобиль. До этого он почти год не появлялся в Украине.
1 марта Апелляционная палата Высшего антикоррупционного суда (ВАКС) назначила Коболеву залог в размере 229 млн грн. Хотя накануне ВАКС принял противоположное решение – отказал в аресте. Сегодня, 7 марта, он должен внести залог (Forbes пообщался с Коболевым за день до этого).
Коболев говорит, что не собирается бежать или прятаться за политическим убежищем за границей. «Я уверен, что ничего не нарушал», – говорит он. Как он узнал о готовящемся подозрении, почему его счета заблокированы и почему считает дела реформаторов политическими?
Удалось ли вам собрать необходимую сумму на залог?
Насколько мне известно, всю сумму на утро сегодня (6 марта) мы еще не собрали. Сейчас есть приблизительно 70 млн грн.
Я никого об этом не просил. Каждый из моих контрагентов, друзей и партнеров самостоятельно принимал это решение, учитывая все риски, связанные с украинской правоохранительной системой.
Есть пул желающих помочь, но что реально дойдет до Украины, пока неясно. Надеюсь, что эти деньги им скоро будут возвращены, за исключением тех людей, которые решили направить их на ВСУ.
Процесс сбора усложняется тем, что существует много ограничений со стороны банков, есть финмониторинг, комплаенс. Например, перевод денег из-за границы – сейчас очень сложный процесс.
Какова роль в этом Игоря Мазепы ?
Он мой друг. Начать сбор было его собственной инициативой. Как мне кажется, он персонализировал желание многих людей реализовать запрос на справедливость.
Почему ваши счета заблокированы?
Проблема в том, что мои свободные денежные средства находятся на счете в иностранном банке. Учитывая уголовное дело, банк заблокировал счет. Надеюсь, что в ближайшее время я смогу открыть доступ.
Но надо понимать, что в Украине это дело называется коррупционным. Хотя по сути оно таким не является. Коррупция – это когда чиновник получил взятку. Что точно не мой случай.
Банк делает регулярный мониторинг всех своих клиентов и видит: Коболев обвиняется в коррупции. Это основание для банка заблокировать счета и начать разбираться.
В Украине мои счета заблокированы еще до моего приезда. Финмониторинг без объяснения причин запретил все расчеты на 30 дней. Единственная причина таких действий – это уголовное дело.
Это для меня было одним из признаков, что ситуация серьезная.
Только это или вам кто-то сообщил, что готовится подозрение?
Еще одним признаком было то, что по запросу НАБУ консульства Украины в нескольких странах устанавливали мое местонахождение.
Знали ли вы об ограничениях премий в размере трех годовых окладов, когда принималось решение о премировании вас за победу над «Газпромом»?
Пока я не могу заходить в детали моего дела. Сейчас мы соревнуемся в суде с прокуратурой именно по поводу того, что законно, а что нет. Этот процесс называется состязательностью.
Я не хочу давать прокуратуре подсказки.
Одна из претензий прокуратуры состоит в том, что вы не распределили премию среди сотрудников…
Я распределил.
Именно ту часть, которую вы получили. Наблюдательный совет, согласуя вашу премию, предусмотрел возможность разделить ее среди сотрудников, чтобы остаться в рамках постановления №859 . Но вы этим правом не воспользовались.
Я полностью выполнил решение наблюдательного совета. Мы отчитались наблюдательному совету о том, как была распределена премия. Наблюдательный совет подтвердил, что все произошло в рамках принятых им решений, инструкций и пожеланий.
Относительно постановления. Судья во время заседания четко сказала, что именно суд будет решать, применимо ли в этом случае постановление №859.
Прокуратура говорит, что отчета не было.
Если прокуратура хочет узнать правду, то ей следует допросить людей, которые тогда входили в наблюдательный совет. Информация о том, кто и с какой целью принимал это решение, общепубличная.
С какой целью?
Структура бонуса была построена так, чтобы максимально мотивировать команду «Нафтогаза» идти на большое количество рисков, включая безопасность, ради взыскания с «Газпрома» $3 млрд.
Взыскание денег с любой компании – это непростой и опасный процесс. Мы имели дело с «Газпромом» и ФСБ. Я и мои близкие до сих пор пользуемся услугами охраны, где бы я ни жил.
Сколько, по вашим прогнозам, этот судебный процесс может занять?
Это непредсказуемая вещь, трудно сказать, сколько будет продолжаться мое дело. Думаю, что речь точно идет о годах. Это будет не спринт, а марафон.
Готовы потратить на это столько времени?
А какой у меня выбор? Я точно не собираюсь бежать или прятаться за политическим убежищем за границей. Я уверен, что ничего не нарушал. Многие профессиональные люди, гуру в юриспруденции, говорят, что я прав. Эти люди не имеют ко мне ни малейшего отношения и ничем мне не обязаны.
Я вижу только один вариант – доказать свою правоту в суде.
Вы говорили, что считаете это дело политическим. Почему? Кому это может быть выгодно?
В физике есть закон Ньютона – каждое действие вызывает противодействие. Не важно, что это дело спровоцировало. Важно, что это дело имеет влияние на политику. А когда что-то имеет влияние на политику, то политика начинает влиять на это что-то.
Поэтому это дело не может быть не политическим, поскольку цепляет слишком много всего. Например, насколько наши антикоррупционные органы работают с делами, на которые у общества действительно есть запрос?
На фоне очереди громких скандалов, где ущерб государству от коррупции исчисляется сотнями миллиардов, приоритетом стражей порядка стала премия команды «Нафтогаза» за победу над «Газпромом». Это точно политический вопрос, кто бы что ни говорил.
Можете конкретизировать, в чем тут политика?
К примеру, во время судебного заседания прокурор заявил, что государство должно ограничивать зарплаты руководителей госкомпаний.
Это заявление полностью противоречит идеологии корпоративного управления и реформы в Украине. Кроме того, оно также противоречит действующему украинскому законодательству, четко определяющему, что зарплаты руководителей госкомпаний относятся к исключительной компетенции наблюдательных советов.
То есть этой фразой под видеозапись и протокол государственное обвинение дает сигнал всем наблюдательным советам, руководителям государственных компаний: «Забудьте о независимости от политического влияния. Все будут решать государственные органы. Мы возвращаемся назад в 2013 год».
Этот сигнал также отлично услышали наши международные партнеры, для которых реформа корпоративного управления – это одно из условий предоставления Украине денег на восстановление экономики. Они такой фразой дают нашим партнерам сигнал, что деньги нам не нужны.
Поэтому очевидно, что когда антикоррупционная прокуратура говорит в суде такие вещи, это влияет на политику. И на геополитику. И на благосостояние всех украинцев.
Соответственно, политика в обратном порядке будет влиять на этот процесс, на меня, на обвинения в отношении меня.
Недавно подозрение получил СЕО WOG Андрей Пивоварский, который в 2014–2016 годах начал реформы транспортной отрасли в стране. Почему, как вы считаете, именно сейчас активизировались действия правоохранителей против бывших чиновников и топ-менеджеров госкомпаний?
Я могу высказать только свою гипотезу, поскольку у меня нет стопроцентных фактов, почему так происходит.
Украину за границей критикуют за медленные темпы борьбы с коррупцией. Это создает множество неудобств как руководству страны, так и руководству антикоррупционных органов.
Каков выход из ситуации? Можно напасть на реальных коррупционеров, но это очень тяжело. Не буду называть фамилии, но если вы посмотрите на перечень наиболее очевидных кандидатов, то легко заметите, что большинство из них подозрений от НАБУ и САП до сих пор не имеют.
Вместо этого, используя свои широкие полномочия, антикоррупционные органы налево и направо начали открывать дела в отношении людей, которые не брали взятки и проводили успешные реформы. А это банальная имитация борьбы с коррупцией.
Между тем реальные коррупционные истории остаются за пределами зрения антикоррупционных органов.
К примеру какие?
Например, «Нафтогаз» имеет историю «РосУкрЭнерго» и проигранного в 2009-м дела на 250 млрд грн. Хотя бы одно подозрение по этому кейсу есть? Нет.
Еще одна причина, почему некоррумпированные чиновники уязвимы – они не держат на зарплате правоохранителей, которые могут убивать дела на самом раннем этапе. Мне и остальным реформаторам это было не нужно, поскольку мы работали честно. А потом внезапно узнаешь, что против тебя есть дело.
Сейчас они извлекли дело реформаторов, оставив все остальное в тени. Это удобная позиция, но она точно будет иметь обратный эффект. Прежде всего, для них самих, но и для экономики всей Украины.
Чем это может обернуться?
Главное – это потеря доверия к антикоррупционным органам среди проактивной части общества. Не из-за фамилии Коболева или Пивоварского, а из-за ощущения несправедливости, потому что реальная коррупция даже не расследуется.
Наши стражи порядка спутали запрос на наказание с запросом на справедливость. Справедливость – очень тяжелая концепция. Чтобы реализовать этот запрос, правоохранители должны иметь компетенцию, быть настойчивыми.
Наши правоохранительные органы некомпетентны?
Наши правоохранители очень хорошо показали себя во время войны. Они вносят огромный вклад в нашу победу. Например, я точно знаю, что в начале полномасштабного вторжения детективы НАБУ с помощью своего прослушивающего оборудования помогали слушать россиян на нашей территории. Некорректно говорить, что все правоохранители не в состоянии выполнять свою работу.
Там есть разные специалисты. Дела реформаторов, к сожалению, продемонстрировали, что среди них есть имитаторы, не понимающие, что такое запрос на справедливость.
Вы обсуждали это дело с кем-то из Офиса президента?
После получения подозрения я ни с кем из чиновников не общался, чтобы у стражей порядка не было соблазна меня в чем-то еще обвинить.
Хотя в первые дни войны я получил от ОП помощь в ведении лоббистской деятельности в США и Европе по энергетическим санкциям против России. Тогда это помогло начать эффективный диалог, и все это время я поддерживал контакты с ОП на самом высоком уровне.
С кем именно?
Не хочу говорить, потому что это будет некорректно. Хотя и догадаться нетрудно.
Чем вы занимались?
У меня есть история отношений с западными политиками, чиновниками и представителями крупных компаний благодаря тому, что с 2014-го я возглавлял «Нафтогаз». Этот актив я максимально использовал в пользу Украины.
26 февраля 2022 года я проводил первые встречи в Вашингтоне. Моей задачей было убеждать людей на мероприятии, что против России нужно вводить санкции в отношении нефти и газа.
Тогда наши западные партнеры не понимали, что Путин считает Запад слабым и бестолковым. Его может остановить только его эфесбешное окружение, когда поймет, что война бьет именно по их будущему и будущему их детей, внуков, что в конце этого пути – распад России.
Чтобы они это поняли, Запад должен был полностью закрыть свой рынок от российских углеводородов не временно, а безвозвратно.
Моей задачей было убеждать западных политиков в правильности этой логики. Глядя на прогресс, на то, как изменилась политика немецких чиновников, я считаю, что мы добились положительного результата. Путина больше никто не боится.
Также я помогал нашим частным топливным компаниям в преодолении топливного кризиса. Кстати, не раз пересекался в этой работе с Андреем Пивоварским.
В чем была ваша роль в разрешении топливного кризиса?
Помогал наладить контакты, вел переговоры с западными компаниями, чтобы они относились к потребностям Украины в качестве приоритетных. Также, используя свои контакты и связи, я убеждал ответственных за это направление чиновников в США, чтобы украинские компании могли получить быстрый доступ к ресурсу крупных американских производителей топлива, например «Эксон Мобил».
В «Нафтогазе» у нас была концепция «Мост», на которой построен мой частный бизнес. Идея состоит в том, чтобы совмещать два мира: украинскую и западную реальность. Я научился очень хорошо сочетать эти две реальности. Очень непросто предлагать такие варианты взаимодействия, которые удовлетворили бы обе стороны.
Последний пример такой работы – это поставка в Украину оборудования для восстановления энергосистемы. Сначала западные партнеры говорят: «Наше оборудование вам не подойдет». Специалисты «Укрэнерго» говорят мне обратное: «Оборудование подойдет».
Вместе со специалистами «Укрэнерго» ведем переговоры, где на пальцах объясняем, что нам нужно это оборудование и оно будет работать.
О каком оборудовании идет речь и когда мы его получим?
Это очень чувствительная тема, не могу сказать, о чем именно. Но, как мы можем увидеть, отключений уже некоторое время не было. То есть часть необходимого оборудования уже прибыла.
То есть вы занимались консалтингом?
Нельзя так это назвать. Я на этом ничего не зарабатываю, а как раз наоборот тратил свои деньги и давал персональные гарантии.
Сколько потратили?
Существенную сумму средств. Не буду говорить, сколько именно.
Безвозвратно ли Россия потеряла европейский рынок?
Чтобы это произошло, Европа должна перейти на использование зеленой энергетики. Украина может играть в этом одну из ключевых ролей и стать поставщиком энергии в Европу и заменить хотя бы частично Россию.
Какая генерация наиболее перспективна в Украине?
Биометан, ветер, солнце и атомная энергетика. Без ядерной энергетики зеленый переход невозможен.
Чем сейчас занимается ваша частная компания «Эней»?
В нашем приоритете биометан, battery storage и атомная энергетика. Нашими контрагентами в США являются лидеры атомной отрасли, в ЕС сотрудничаем с производителем батарей. С этими компаниями мы максимально приблизились к реализации первого проекта в Украине, уже закупаем оборудование.
В США нам пообещали предоставить военную гарантию, позволяющую, не дожидаясь окончания войны, инвестировать в строительство или восстановление энергетики в Украине.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.