Большая война вовлекает совсем молодых украинцев, которые попадают на фронт, не имея и 20 лет. Как кровавый конфликт влияет на людей почти без жизненного опыта, не жалко ли им молодости в окопах и что они планируют делать после победы? Пять историй юных героев
Практичний МBA від Forbes на реальних кейсах, щоб прокачати навички управління на прикладі Володимира Кудрицького, ексголови правління «Укренерго».
Премʼєра другого сезону YouTube проєкту «Директорія» вже на каналі Forbes Ukraine!
В Украине возникло поколение, детство или юность которого соединились с войной: сначала восьмилетней на Востоке, а с 24 февраля 2022-го – полномасштабной. Некоторые юноши попали в армию сразу после окончания школы, для них война стала первой работой и заменила университет. Очень часто на фронт рвались те, кому еще нет и 18.
Несмотря на отсутствие статистики, сколько было и есть в армии совсем молодых людей, можно предположить, что после 24 февраля 2022-го их стало значительно больше. «Процент молодых людей на войне невысок, но он есть. Это категория людей, не попадающих под мобилизацию. Так что это добровольцы или контрактники», – говорит психолог Андрей Фоменко, работающий с ветеранами.
Американские исследователи Ирма Спетч и Рейчел Бретт провели серию глубинных интервью с самыми молодыми военными почти всех войн последних десятилетий. Главные выводы: во-первых, никто из юношей не выбирал войну; во-вторых, война пришла к ним, а не они искали ее, чтобы воевать.
Украинская социология почти ничего не знает о самом молодом поколении военных. Кто они, к чему стремятся, о чем мечтают, каким видят будущее? Кто-то планирует, что войско будет делом жизни, кто-то – правильным местом в эти бурные времена. Некоторые из них хотят вернуться с войны и пойти в общественную работу, чтобы менять страну. У кого-то пока есть единственный план – выжить.
Мы выбрали пять историй молодых украинцев, чтобы показать это поколение вблизи.
Другой рай
Мирослав Олейник, 24
Три года назад 21-летний Мирослав говорил: «Я боюсь конца войны». Если это произойдет, он собирался написать книгу, взять переточенный стартовый пистолет и застрелиться. Мирослав, бывший тогда на фронте уже пятый год, боялся не найти себя вне войска. «Я говорил об этом командиру: а если войне конец – что мы будем делать? Я умею вести разведку, лазить в серую зону, окапываться, отстреливаться – что с этим я буду делать в гражданской жизни? Чему я научился, кроме как воевать?» – рассказывает Мирослав.
Когда «русская весна» только прорывалась на Восток и Юг, Миросе, как его нежно называла мама, было 15. Он вклинился в местную самооборону в родном Павлограде на границе Днепропетровской и Донецкой областей. Весной 2015 года всеми неправдами парень пробился в один из батов «Правого сектора». Несовершеннолетнего быстро вычислили и отправили домой. Тогда он так же проскочил к свободовцам – и попал на фронт, в Пески.
Первым о том, что Мирославу нет 18, узнал командир группы, но смолчал. Однажды Мирослав спросил его: а что если меня убьют? Командир ответил, что его сбросят в ров под взлетную полосу Донецкого аэропорта. Нормальное решение, подумал Мирослав, не желавший никого подставлять. В 18 он подписал контракт с ВСУ и командовал ВОПом на Светлодарской дуге. Сейчас – его шестой контракт.
Полномасштабную войну Мирослав встретил в Попасной в 24-й бригаде имени Короля Данила: «Бои были страшные. Я еще никогда такого не видел. Все, что было до 2022 года, показалось мне учебой, легким полигоном. Началась же настоящая война, и она была безжалостна». Шел и таял снег, вспоминает Мирослав. И снег был в крови. Он терял близких друзей. Один за другим гибли командиры.
После обороны Попасной Мирослав будто бы впервые понял, что может погибнуть. В Попасной он получил осколочное слепое огнестрельное ранение правого сустава. «С осколком в колене я шел 8 км к своим», – говорит Олейник. Рассказывает, что отстреливался от собак и боялся не дойти. После выздоровления его отправили в Бахмут. Признается, что не рассчитывал вернуться оттуда. «Какой я был дурак, когда боялся конца войны», – смеется теперь Мирослав.
Он продолжает служить. Он мечтает о том, чтобы стать офицером, написать книгу и выжить. Выжить, потому что в госпитале он впервые задумался о будущей семье.
Порой, возвращаясь в тыл, Мирослав сердится и раздражается. «Особенно, когда вижу молодых спортивных парней. Эй, почему вы отдыхаете? Герои не умирают, но почему-то кладбища огромные. Потом успокаиваюсь. Потому что эти ребята – украинский народ. Я принял присягу – не предать украинский народ».
Мирослав верит в Одина. Когда-то он представлял Вальгаллу канонически: после смерти храбрые воины пьют, едят и сражаются на мечах. Но теперь он задумался: а если бы рай – это был бы просто один и тот же счастливый день? Он описал это в книге, которую еще не издал, но когда-нибудь планирует сделать это.
Главный герой – военный – погибает и просыпается в квартире в Киеве рядом с девушкой, которую любил. Он выходит за сигаретами, и его зовет одноглазый старик в панамке. Это Один. Герой спрашивает: «А где Вальгалла? Где пацаны?». Один отвечает: «Не обманывай себя. Тебе не нужна Вальгалла. Вот твой рай – дом, человек, которого ты любишь. Отдыхай».
Молодежь позже реагирует на травматические изменения
Андрей Фоменко, работающий с ветеранами кризисный психолог, заместитель директора в КЗ «Центр-Ветеран»
Совсем молодые люди в армии, которых мне пришлось видеть, мотивированы и решительны. Это оказывает влияние и на отношение к риску. Кроме того, они хотят показать себя перед старшими товарищами. Большинство из них – это патриотически настроенная молодежь, но есть и те, кто пошел на контракт в поисках работы.
Следует ожидать тех, кто будет амбициозно двигаться по военной вертикали, тех, кто будет активной силой социальных проектов, и травмированную часть, которая будет нуждаться в помощи.
Работа с травмой не зависит от возраста – 40, 30 или 20. Однако молодежь позже реагирует на травматические изменения. Быстрее и чаще за помощью обращаются люди 30–35 лет. Кроме того, с развитыми молодыми людьми, жаждущими учебы, саморазвития, легче работать, чем с людьми после 40 лет.
Счастье облегчать боль
Ника Чернявская, 19
17-летняя черниговка Ника была среди первых волонтеров, приехавших разбирать завалы в Буче, Ирпене, Бородянке. «И вот стоит бабушка. Ее семья убита. Все, что ты можешь – дать ей воды и еды. Ее дом разрушен, во дворе – кости, а в остатках кухни – танк. Тогда я поняла, что хочу делать то, что приносит изменения здесь и сейчас. Чтобы от моих действий кто-нибудь жил», – говорит Ника.
Как только ей исполнилось 18, в июне 2022 года, она присоединилась к «Госпитальерам» – добровольческой организации парамедиков.
Ника всегда пыталась успеть как можно больше. Ей было 10, когда началась война на Востоке. В школе училась экстерном – два класса за год, поэтому в 13 она окончила девять классов. Пошла учиться в Черниговский медицинский колледж на дневное и в юридический – на заочное.
Медицинский колледж она избрала для жизненного опыта. Ей было интересно попробовать себя в медицине, возможно, на скорой помощи, пока она не получит полное юридическое образование. Параллельно с обучением в двух заведениях девушка пошла в черниговский филиал IT‐компании SendPulse.
Привычка много работать и иметь запасные варианты тянется с детства. Ника говорит, что до 15 лет у нее не было собственного мнения из-за взглядов в семье: «Я седьмая в семье из девяти человек». Все оценивалось не со стороны своих желаний, а со стороны пользы для семьи.
Ника должна была заниматься младшими и работать, чтобы помочь матери. Когда началась полномасштабная война, Ника поняла: она должна оценить все происходящее вокруг и сделать так, как сочтет нужным именно она, а не мама и семья. Решила идти служить медиком.
Девушка не считает, что теряет молодость. Недавно в блиндаже, когда вокруг свистело и песок сыпался на лицо, она искренне подумала, что живет свою лучшую жизнь. Среди лучших. Не теряет молодость, а приобретает. «В армии я познакомилась с большим количеством таких людей, ради которых не страшно отдать жизнь. Здесь я ощутила подлинную поддержку. Рядом со мной – самые лучшие люди, и это меня мотивирует», – рассказывает она.
Еще Ника говорит, что возвращается из ротации на фронт, потому что не хочет, чтобы молодое поколение видело то, что и она. Хотя она и сама является этим поколением.
После войны, если уцелеет, Ника не представляет себя в стороне от войска. Это будет социальная работа, правозащита или реабилитация. В ее видении будущего слышно стремление быть творцом изменений – подходов, практик.
В то же время она категорически не согласна с тем, что «военные вернутся и все порешают». Общество не должно перекладывать на них ответственность. «Многие военные вернутся травмированными и истощенными. Тыл должен позаботиться о них, – говорит Ника. – Мне самой потребуется реабилитация. Решение, что делать дальше, чем заниматься, должно быть личным. Я вижу себя в общественной жизни, потому что возможность облегчать боль делает меня счастливой».
Но Ника уверена – война надолго.
Войско – это работа
Максим Громов, 26
Когда в августе 2014-го Максиму позвонили из львовской Академии сухопутных войск и сказали, что он прекрасно сдал ВНО и его ждут на учебу, 17-летний Громов в составе добровольческого подразделения «Крым» как раз оборонял Савур-Могилу – возвышенность, которую летом 2014-го российская артиллерия равняла с землей. Максим мог избрать университет, а не войну – был несовершеннолетним. Так что, явившись в добробате, соврал.
Стал 19-летним крымчанином Жекой и начал изучать саперное дело. С перерывами Максим в армии восемь лет. В 18 он подписал контракт, стал командиром отдельного разведывательного отделения 42-го батальона. В 20 на мине потерял ногу – продолжил службу. Потом влюбился, женился, обустроил дом, у него родилась дочь, все же пошел учиться во львовскую Академию сухопутных войск. В отпуск – в горы, в свободные дни – на поиски погибших военных Второй мировой. Это его хобби с 15 лет.
В 2014 году не смог по-другому, говорит Максим. Хотя сейчас понимает, что для карьеры было бы лучше сначала отучиться, чтобы поскорее получить офицера. Добавляет, что не стал бы менять решение. «Я всегда ценил жизненный опыт больше карьеры», – говорит он сейчас. «Я тогда мечтал стать военным, а здесь война, – описывает того мальчишку Максим. – Это были патриотизм, максимализм и романтизм».
Тогда ему показалось, что война не продлится долго. Три-четыре месяца – и победа до конца года. «Я бы не был собой, если бы потерял тот опыт, не принял в этом участие». Он хотел коснуться фронтира, образовавшегося посреди Европы.
За год до полномасштабного вторжения Максим ушел из войска. Армейская повседневность надоела, он не видел в ней своего развития – война притаилась, появилось много бумажной работы вместо реальной. «Я хотел уделить время семье, ребенку. К тому же я стоял в должности, выше которой прыгнуть не мог, а образование еще заканчивал. У меня появилась интересная работа на заводе по изготовлению боеприпасов», – рассказывает молодой человек.
За пять дней до полномасштабной войны Максиму позвонил бывший командир: «Что-то случится. Собирай ребят». Вечером 23 февраля Максим с побратимами отправился на Восток. Начало застало его в пути. Полоса в направлении Востока была почти пуста. Колонны авто направлялись на Запад.
Максим не считает, что война изменила его. В гражданской жизни он провел год – и он никогда его не раздражал. «Меня скорее раздражает определенный тип людей, а такие типы бывают и в армии, и в гражданских профессиях. Я не злюсь, у меня нет никаких злых мыслей. Я даже не задумываюсь об этом. У меня просто другие интересы. Отдых в баре или кафе мне не интересен. Я люблю горы и военную археологию. А войско – это работа. Как и любая другая, просто опаснее». Максим не считает, что он что-то потерял или не увидел. У него есть любимое дело, хобби, семья, и он живет ту жизнь, на которую не жалуется.
Когда война закончится, Максим либо продолжит службу, чтобы развиваться в армии, либо, возможно, пойдет в дело, касающееся военного. Еще десятки лет будет продолжаться гуманитарное разминирование, а Максим – фанат саперного дела. В конце концов, он был бы не прочь стать смотрителем в природном парке: «Например, в Карпатах или на Черниговщине. Буду охранять животных, чтобы их никто не стрелял». Но сперва поедет в путешествие с семьей. Куда угодно. «Может быть, даже в Россию», – говорит Максим с иронической улыбкой.
Жизнь без искусства мимикрии
Владимир Ермоленко, философ
Люди, которые взрослели в 2010 годах – это те, кто привык к постоянному противостоянию, что реальность постоянно сопротивляется. Поэтому они, по моему опыту, гораздо менее циничны, чем поколения тех же 90-х. Искусство жизни этих молодых людей не предусматривало искусство адаптации, им не нужно было мимикрировать под реальность, становиться пластичными. Новое поколение прямое, ценностные позиции – стальные.
Станет ли это поколение (ушедшее на фронт) агентами перемен, будет зависеть от многого. Очень романтично думать, что вот люди ушли на фронт, а потом пришли и изменили страну. Может произойти и по-другому. Кого-то война может поглотить так, что он из нее не выйдет. Но многие молодые люди, которые сейчас на фронте, очевидно, из-за этой непримиримости, большей направленности, меньшей готовности к компромиссам ими станут.
Выжить, творить
Оксана Рубаняк, 20
Детская мечта Оксаны – стать первой женщиной – президентом Украины. Девушка родом из небольшого прикарпатского села, была школьной отличницей, президентской стипендиаткой, писала научную работу в МАН по истории Украины.
В 2014 году 11-летняя Оксана упаковывала коробки для военных на Восток. А после школы пошла получать два образования. В Прикарпатском нацуниверситете выучилась на учителя начальных классов, там же окончила и военную кафедру. Параллельно получила филологическое образование в Педуниверситете имени Драгоманова. Уже во время полномасштабной войны поступила на заочное в Прикарпатский университет на публичное управление и администрирование.
Учась в вузе, Оксана присоединилась к молодежному совету Франковска и пошла работать специалистом в департамент молодежной политики в городском совете. Это уже была ее юношеская мечта – более серьезная, все еще максималистская – менять общину, страну и мир. Вооруженные силы Украины не последнее место, где девушка могла представить себя, хотя и не хотела.
В начале полномасштабного вторжения Оксана пошла в добровольческое формирование и сейчас является пулеметчицей в составе одного из подразделений 72-й бригады имени Черных Запорожцев. У нее длинная рыжая коса, усыпанная веснушками кожа, она небольшая и красивая – почти книжная. Чем-то похожа на Лесю Украинку. Только чтобы не плакать – борется.
Оксана не любит думать о будущем: «Пока мой единственный план – выжить. Я часто говорю о смерти – и серьезно, и в шутку. Она мне угрожает. Это отнюдь не о внушении жалости». Добавляет, что это скорее об уверенном взгляде. Она знает и принимает угрозы. Хотя в ее разговоре часто слышна «будущая семья, будущие дети». В конце концов, девушка не смогла отрезать свою длинную косу, с которой ей тяжело на фронте и которую в приступах усталости едва не постигли медицинские ножницы.
«Мне не жалко молодость. Я направляю ее в правильное русло. А те, кто вкладывает ее сейчас в авто, квартиры – они безответственно относятся к своему будущему. Все это горит в огне, когда идет война». Свою молодость Оксана проводит на фронте, потому что хочет, чтобы ее семья, в частности будущая, не знала войны.
Она хочет сохранить лучшую жизнь и остаться в ней, если ей повезет. И в этой лучшей жизни она хочет оставаться в Украине, чтобы и дальше творить ее. «С одной стороны, меня раздражает, когда говорят, что военные вернутся и все порешают. С другой – а кто, как не те, кто готов был отдать жизнь за эту страну, будет иметь право влиять на то, какой она будет?».
Надежда на будущее
Егор Шаповалов, 21
Есть риск не упомянуть о Егоре ни среди живых, ни среди погибших. Тяжелое проникающее слепое осколочное ранение и повреждение ствола головного мозга. Егор уже больше года в коме после ранения в Лисичанске в июне 2022 года. Разные врачи – разные прогнозы. Но шанс, что у него есть сознание под толщей черноты, существует.
У росшего в Кропивницком Егора амбиции по меньшей мере – на премьер-министра. С детства ему легко давалось обучение. Когда он увлекся экономикой, родители помогали ему скупать книги. Егор – кандидат в мастера спорта по скалолазанию, подростком потерялся в Китае и стал «бытовым либертарианцем». Принимая аттестат зрелости от мэра Кропивницкого, он отказался пожать ему руку, потому что не считал его достойным человеком.
В 19 лет Егор позвонил папе в Канаду и сказал, что отныне говорит на украинском и просит поддержать. Папа предлагал ему приехать к нему, но сын не захотел. Ему нравилась Украина. В конце концов отец тоже вернулся.
Он избрал экономику своим делом. В Университете имени Тараса Шевченко все удивлялись немалой библиотеке мальчишки из небольшого Кропивницкого. Он стремился развиваться быстро, студентом работал аналитиком в ПУМБ и консалтинговой компании Kreaton GCG. Стал операционным директором объединения «Украинские студенты за свободу». Егор принимал участие во всех митингах в столице, его девушка работала по защите Романа Ратушного в суде.
Когда началась полномасштабная, парень отправился в военкомат. Сразу же. Так оказался в Северодонецке, затем – в Лисичанске. «Егор многое не понимал в армии, его огорчали хаос, отсутствие продуманной логистики, старшие мужчины, которые могли пить и не имели интереса к миру», – рассказывает его отец Денис. Он привык к другому окружению, а армия – это срез общества.
«Он искал и находил активных людей, с которыми начал налаживать работу подразделения. У Егора было много энергии и решений – он постоянно что-то придумывал», – вспоминает его побратим Сергей. В тот день он отправился на подкрепление и до сих пор спит. Родители попробовали все, парня смотрел и известный британский хирург Генри Марш. Но пока им не удалось вытащить сына из черноты.
Впрочем, пока он жив, пока шансы на сознание есть, Егор будет оставаться здесь. Его отец говорит, что надеется на будущее. На будущее, в котором наука что-нибудь придумает. И Егор вернется в это будущее со своими амбициями и энергией.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.