Взрослыми мы редко занимаемся тем, о чем мечтали в детстве. Реальная жизнь, счета и обычные человеческие ограничения убеждают нас отказаться от карьеры ниндзя-ковбоя и детектива, который путешествует во времени. К счастью, такого не произошло с Хелен Сабзевари.
«Думаю, что лет в 12 я впервые поняла, что хочу заниматься тем, чем занимаюсь сейчас», – говорит она Forbes, вспоминая свое увлечение уроками биологии о раке.
Сорок семь лет спустя Сабзевари – гендиректор Precigen, биофармацевтической компании, которая разрабатывает передовое лечение ряда болезней, среди которых диабет 1-го типа и определенные формы рака. Именно в эту компанию 59-летняя Сабзевари вкладывает весь свой опыт исследования рака, чтобы воплотить видение иммунотерапий, которые не только более эффективны, но и удобны для масштабного производства, чем те, которые сейчас есть на рынке.
В лечении рака новейшим развитием технологий стала CAR-T-клеточная терапия. Эти модифицированные иммунные клетки доставляются в тело с помощью специально созданных вирусов. Эти клетки «атакуют» молекулярные изменения, которые обычно возникают при раке. Впервые такое лечение приняло Управление по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными средствами (FDA) в 2017 году, и с тех пор утвердило еще четыре другие разновидности такой терапии.
CAR-T-клеточные терапии очень успешны в борьбе с определенными видами рака, но и у них есть ограничения: они плохо справляются с твердыми опухолями. Поэтому такой вид терапии чаще всего используется в лечении лейкемии и других видов рака крови. А еще они дорогие: по данным Центров программ для незащищенных слоев населения Medicare и Medicaid, курс CAR-T-клеточной терапии может стоить более $400 000.
У Сабзевари другой подход: ее компании развивают терапию, которую называют «UltraCAR-T». Во время этой терапии Т-клетки, которые борются с раком внутри пациента, изолируются, а гены, которые провоцируют их формирование, вживляются в плазмиду, тип ДНК, часто встречающийся в бактериях. Затем плазмиду модифицируют так, чтобы она производила Т-клетки, которые еще мощнее в борьбе с раковыми клетками.
Полученный микс вместе с цитокиновой мембраной IL-15 вводят в тело, они начинают бороться с раком. Используя плазмиды, а не вирусы, UltraCAR-T-клеточная терапия избегает риска того, что тело может ошибочно принять лечение за враждебные клетки, которые надо уничтожить, а потому эта терапия более безопасна.
Кроме того, плазмид можно производить в промышленных масштабах и не так дорого, а Precigen использует сложную запатентованную систему для контроля качества. Система производства компании получила разрешение на использование от FDA осенью 2020-го.
А еще этот вид терапии быстрый: если у пациента взяли кровь утром, то, по словам Сабзевари, на следующий день Т-клетки уже могут быть изолированы, UltraCAR-T-клетки модифицированы и готовы к введению.
Еще одно преимущество UltraCAR-T-клеток – это их устойчивость. CAR-T-клетки остаются в теле лишь 2-3 недели, а предварительные данные о UltraCAR-T-клетках говорят, что они могут оставаться в теле месяцами, а значит и бороться с твердыми опухолями. Это расширяет спектр видов рака, которые можно лечить с помощью такой терапии. А если окажется, что с лечением что-то не так, то у введенного микса есть генетическая «кнопка уничтожения», которая избавится от введенных клеток.
Первые два вида UltraCAR-T-клеточного лечения компании сейчас проходят первую фазу клинических испытаний, но предварительные данные пока положительные. Это сделало терапию привлекательной не только для пациентов, но и для Уолл-стрит.
Подход компании к лечению потенциально может «разрушить нынешние подходы с помощью низких цен, возможности введения пациенту на следующий день и возможной эффективности в борьбе с твердыми опухолями», написал в недавнем исследовании аналитик Wells Fargo.
А что же известно о женщине, которая стоит за этим разрушением? К этому она готовилась всю свою жизнь.
Уроженка Ирана, Хелен Сабзевари прекрасно училась, особенно хорошо ей давались естественные науки и биология. Из-за революции в стране в 1979 году семья отправила девушку жить в США. Благодаря высокому уровню успеваемости в школе в родной стране она сумела сразу поступить в Городской университет Нью-Йорка. Во время обучения на степень бакалавра и магистра она была волонтеркой в Больнице имени Слоуна-Кеттеринга и Брукгейвенской национальной лаборатории.
После получения докторской степени по клеточной и молекулярной иммунологии в Исследовательском институте им. Е.Б. Скриппс она осталась в этом же заведении, чтобы дальше изучать противораковую иммунотерапию. Она изучала точку пересечения рака и иммунной системы – область, которую часто исследуют сегодня, но тогда это была редкость. «В то время я была одной из очень, очень немногих по этой теме», – вспоминает она.
Она пошла проводить второе исследование в Институт Скриппс; на этот раз темой был аутоиммунитет. Затем, в 1998-м, она присоединилась к Национальному институту здоровья, возглавив иммунологическую группу в Национальном институте рака (НІР). Ее команда сосредоточилась на создании и развитии новых видов лечения рака, среди которых вакцины и иммунотерапия. Там, говорит она, «мы смогли научиться превращать свои исследования в то, что может помочь пациентам в больнице».
В 2008-м она присоединилась к Merck как старший вице-президент по иммуноонкологии, а затем стала международным главой по иммунотерапии. «Это было очень непростое решение», – говорит она о том, как решилась уйти из НІР. Однако, какой бы важной ни была ее работа в НІР, она не предполагала создания лекарств, которые действительно уйдут к пациентам. «Я действительно хотела изучить эту область и сделать ее мостом между академическими кругами и фармацевтической отраслью», – рассказывает она.
После шести лет работы в Merck Сабзевари стала соучредителем и генеральным научным директором Compass Therapeutics, биотехнологического стартапа в Кембридже, Массачусетс, который развивал терапии на основе антител для лечения рака. Она говорит, что перешла из крупной фармацевтической компании в биотехнологический стартап, потому что хотела принять более активное участие в разработке.
«Я захотела перейти в меньшую биотехнологическую компанию, которая занималась, по моему мнению, новейшей инновационной областью иммуноонкологии, – объясняет она. – А именно генной и клеточной терапией».
Три года она проработала в Compass Therapeutics, после чего возглавила отдел R&D в Precigen в 2017-м, а через несколько месяцев стала его президентом. К тому времени Precigen был дочерней компанией Intrexon Corporation, а в январе 2020-го Intrexon слился с Precigen, изменил название и Субзевари возглавила компанию в должности президента и гендиректора. С тех пор компания занимается не только лечением рака, но и аутоиммунными расстройствами, как то диабет 1-го типа.
Для работы конкретно над диабетом 1-го типа компания создала платформу, на которой генно-модифицированные бактерии кишечника вводят пациенту. Эти бактерии затем производят иммунные клетки, которые не дают иммунной системе нападать на собственную поджелудочную железу. Данные по первой фазе испытания тоже пока положительные, и испытания стремительно движутся ко второй фазе.
Компания использует ту же бактериальную платформу, чтобы разобраться с другими аутоиммунными болезнями, как то целиакия.
За первый год Сабзевари в должности гендиректора компания получила $103 млн выручки, что на 14% больше, чем в 2019-м. Чуть более $20 млн из этой суммы пришли от соглашений о лицензии и сотрудничестве, что типично для молодых биотехнических компаний.
Остальную выручку приносят две другие дочерние компании, оставшиеся после изменения Intrexon на Precigen: Trans Ova, которая предоставляет генетические анализы для животноводства, и Exemplar, которая производит генетически модифицированные животные модели для медицинских исследований.
В этом году компания будет стараться достичь прогресса с последующим развитием лечения рака и аутоиммунных болезней. Ожидается, что больше клинических данных появится в конце осени, хотя до выхода продуктов на рынок еще несколько лет. Сабзевари со своей стороны в восторге от нынешних положительных результатов. Не из-за успеха, который они приносят компании, а благодаря надежде, которую они дают пациентам. По ее мнению, «неудачу очень трудно принять, потому что, по сути, она означает, что ты не смог кому-то продлить жизнь». Именно такой взгляд подталкивает ее еще больше и упорнее работать.
«Я завяжу с этим всем, как только эта работа превратится для меня в бизнес и перестанет быть личным делом, – признается она. – Потому что работать с такой скоростью и настойчивостью, с которыми работаем мы, можно только тогда, когда работа для тебя – нечто личное. Это дело для меня личное всю мою жизнь».
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
