Николай Сольский стал министром аграрной политики и продовольствия Украины через месяц после начала полномасштабного вторжения России. До этого он возглавлял парламентский Комитет по вопросам аграрной и земельной политики последние 2,5 года. Был одним из тех, кто лоббировал принятие закона об открытии рынка земли. Но в должности министра во время войны приходится решать совсем другие вопросы. В интервью Forbes он рассказал, как война трансформировала агробизнес Украины.
Спеціальний воєнний номер Forbes до Дня Незалежності
Цей матеріал із спеціального воєнного номеру Forbes до Дня Незалежності. Придбати його можна за цим посиланням. Редакція ставила за мету зробити об’єктивний зріз українського бізнесу, економіки, держави на шостому місяці війни. У номері ми віддаємо шану жертвам російського вторгнення.
Какие потери понес агросектор за время войны?
Последнее исследование KSE Institute совместно с Министерством аграрной политики и продовольствия Украины говорит, что по состоянию на июнь прямые убытки агросектора составили $4,3 млрд, косвенные – $23,3 млрд.
Для каких областей война стала самой разрушительной?
Наибольшие потери понесли те, кто выращивает зерно. Во-первых, потому что это самая большая по количеству производителей сфера, во-вторых, на них повлиял значительный рост цены на логистику. На пике логистика стоила дороже, чем зерно. Такого не должно быть. Остальные отрасли потеряли, но не так много.
В животноводстве и производстве масла, например, потеряли, если их инфраструктура пострадала непосредственно от снарядов и военных действий. Но у их продукции были компенсаторы на зарубежном рынке. Мировые цены на мясо и масла были такими высокими, что существенно компенсировали затраты на производство и логистику. Часть производителей масла даже начала зарабатывать последние 2–3 месяца.
Сколько компаний обанкротились из-за войны?
В нашей стране агропродовольственные компании никогда не подают на банкротство, даже если де-факто так и есть. Да, сейчас есть компании, которые не обслуживали кредитов, но кейсов по банкротству единицы. Аграрии и банки заняли выжидательную позицию. Они относительно спокойно относятся к проблемам друг друга. Сейчас, например, заработали порты, и, если динамика будет такой же и мы увидим объемы экспорта на уровне 4–4,5 млн т, то вполне возможно, что в сентябре снова будут разговоры между банками и производителями о новых графиках погашения и кредитования.
Какие результаты уже дала разблокировка портов большой Одессы (Одесса, Черноморск, Южный)?
Во-первых, по состоянию на сегодняшний день (8 августа – ред.) цена фрахта Дунаем уже упала на 10–20%, а к концу месяца может упасть на 30–40%. Это значит, что стоимость логистики по альтернативных маршрутах также будет падать. В прошлом году логистика по железнодорожному и автотранспорту стоила около $7 на тонну, а с начала войны доходило до $100 за тонну. Я думаю, что в скором времени логистика по альтернативных путях выровняется к стоимости черноморских портов.
Во-вторых, 6 августа в разблокированные порты зашло первое судно, сегодня (8 августа – ред.), в ближайшие две недели планируют зайти не менее 10 судов.
За неделю стоимость страхования упала почти в три раза, фрахт – на 30–50%.
Кто те компании, которые готовы вывозить зерно через морские украинские порты?
В первую очередь возвращаются мировые компании, традиционно присутствовавшие в Украине. У них есть своя развитая инфраструктура в портах, и они работают системно. Аграриям интересно продать зерно тем, кто готов платить сразу.
Сколько мы можем экспортировать, с учетом работающих портов?
Если все будет хорошо, то в сентябре мы можем выйти на общий экспорт 4–5 млн т в месяц. Мы строим прогноз на довоенной мощности портов Большой Одессы – примерно 3,5 млн т в месяц. Но война вызывает эмоциональное состояние, когда все работают 24/7 и делают невозможное. К примеру, мы прогнозировали, что через Дунай можно перевалить максимум 500 000 т агропродукции в месяц, но бизнес реализовал более 1 млн т. Поэтому все зависит от рынка.
Успеем ли мы экспортировать урожай в 2022 году, пока он не испортился?
Да. По прогнозам, мы соберем примерно 65–67 млн т нового урожая. На внутреннее потребление потребуется около 18 млн т. На экспорт останется 50 млн т нового урожая и примерно 18 млн т – прошлого. Конечно, если коридор будет работать.
Николай Сольский Фото Игорь Тишенко для Forbes Украина
Почему цены на пшеницу на внутреннем рынке низки и когда они вырастут?
В порту цена уже выросла. Я думаю, что через 2–3 недели она вырастет и на элеваторах. Почему так вышло? Потому что трейдеры пытались быстрее продать кукурузу, ведь ее легче продавать – у нее меньше классов качества.
Мы говорили с трейдерами и дали им понять, что хотели бы видеть, что они работают с пшеницей, но прибегать к административному регулированию не планируем. Рынок сам все отрегулирует быстрее и лучше, чем любые государственные органы.
Можно ли избежать ситуации, когда 90% экспорта завязаны на морских портах?
Теоретически – да. Практически нет. Экономической целесообразности в развитии альтернативных путей не было. Для понимания: в Украине более 20 000 зерновозов, а во всей Европе – около 12 000. Должен был найтись кто-то настолько волевой, чтобы убедить украинских и европейских игроков рынка потратить до войны миллиарды долларов на развитие инфраструктуры. Вы верите в это?
Переживут ли аграрные холдинги войну, если ситуация не станет хуже, чем сейчас?
Да. Их запас прочности зависит от того, какой будет урожайность, а также цены на удобрения, мировые цены на зерно. Если эти показатели будут на уровне последних 2–3 лет и компании сами не допустят каких-либо ошибок, то они устоят.
Влияет ли война на урожайность? Сколько урожая мы соберем?
Урожайность во время войны не хуже средней в последние годы. Сейчас прогнозируемая урожайность – 67 млн т. Это средний показатель за последние годы. Его не следует сравнивать с прошлогодним, ведь тогда был рекорд. В прошлом году мы собрали 107 млн т зерновых и масличных. Учитывая, что в настоящее время около 25% земель оккупированы, максимум мы могли собрать до 77 млн т.
Но да, война отбросила отрасль на годы. Аграрии постоянно обновляли технику, инвестировали во что-то новое, это приостановилось и возобновится нескоро. Даже если война завтра закончится, нужно некоторое время, чтобы принимать такие решения, быть морально готовыми к этому.
Война точно поменяет вектор развития агро в сторону переработки. Это психологический момент.
Николай Сольский Министр аграрной политики
Что нужно, чтобы после победы инвесторы вернулись в агробизнес?
Три вещи. Первое – система страхования для бизнеса, работающего в условиях войны. Такая система есть в Израиле. Второе – эффективная судебная защита. Третье – понятная позиция Европейского Союза по открытию своего рынка для украинской продукции. То, что они сняли все пошлины в год, не побуждает бизнес инвестировать, нет ответа, а как будет через год. В ЕС это осознали. Они понимают, что интеграция должна быть более глубокой, ведь война закончится, а Россия под боком останется и свою риторику не изменит.
Осенью мы начнем с ЕС разработку дорожной карты, где будет четко прописано: через два года мы отменим эти пошлины, а через три – эти. Это позволит украинскому бизнесу планировать инвестиции.
Планируете ли вы ускорить открытие рынка земли?
Открытие рынка земли идет, как прописано в законе. Я бы его максимально либерализовал, но считаю, что общество даже сейчас к этому не готово.
Вы больше верите во внутреннего инвестора или внешнего?
До окончания войны я верю во внутреннего инвестора. Он, банально, CNN меньше смотрит, он живет здесь и воспринимает окружающую ситуацию по-другому. После войны внешний инвестор – хорошая история для украинского агро.
Николай Сольский Фото Игорь Тишенко для Forbes Украина
Война заставила вспомнить тему переработки. Есть ли у Украины потенциал для увеличения переработки?
Да. До войны было несколько предохранителей. К примеру, с переработкой кукурузы – это многолетняя монополия «Укрспирта», не позволявшая производить этанол. С зерном сложнее: мука – это не коммодитис, и на этот рынок не так просто пробиться. Но если будут сделаны все шаги, о которых я сказал, это запустит развитие переработки. Бизнес сам решит рыночные задачи.
Война точно изменит вектор развития агро в направлении переработки. Это психологический момент. Когда ты раз оказался в ситуации, как сейчас, что не можешь почти ничего вывезти-продать, а твой конкурент чувствует себя лучше только потому, что перерабатывал сырье, это стимулирует наладить хотя бы частичную переработку.
Какой портрет украинского агросектора на 2025 год, при условии, что война закончится в этом или в следующем году?
Если ЕС откроет свой рынок, мы наладим страхование бизнеса и будет работать эффективная судебная защита, то в 2025 году мы получим живой ликвидный земельный рынок. У нас появляются новые культуры, которые мы будем выращивать, станет больше проектов в сфере переработки, появится развитая инфраструктура.
Будет ли в 2025 году тенденция к укрупнению бизнеса?
Нет. В Украине движущей силой является средний бизнес – от нескольких тысяч гектаров до 20 000 га. Последние 7 лет они самые большие драйверы по поднятию арендной платы и у них наибольшая урожайность с гектара – на 30–40% выше, чем у крупных агрохолдингов. Да, у крупных агрохолдингов более дешевые материалы и кредитный ресурс, но средний фермер более вовлечен в производство и более заинтересован в эффективности процессов. Я думаю, что основным землевладельцем и дальше будет аграрий с земельным банком до 20 000 га.
Мы собирали к вам вопросы в аграрном секторе. Большинство из них сводится к следующему: какие программы поддержки аграрных отраслей будут введены в ближайшее время?
У нас будут программы, диктуемые войной. Во-первых, мы думаем о запуске дотаций на страховой платеж, по американскому примеру. Американцы говорят: мы страхуем вас от банкротства, чтобы вы чувствовали себя комфортно, меньше волновались за этот рынок. Мы не будем принимать за вас решение, что сеять. И это хорошо работает.
Во-вторых, запустили программу грантов для садоводства и теплиц. Мы хотим давать такие дотации, которые формируют и развивают отрасли. Бизнес давно воспринимает дотации как некую премию или обезболивающее. Мы не та страна, которая может позволить себе давать обезболивающее. Поэтому мы хотим давать дотации, от которых можно отказаться через 3–5 лет, а страна получит работающий рынок.
Вы нашли ошибку или неточность?
Оставьте отзыв для редакции. Мы учтем ваши замечания как можно скорее.
